«Кто у вас здесь Креков? Мы хотим узнать, с кем нам запрещают общаться»

Он уже 17-й день на голодовке. Доктор его не осматривает, вес никто не контролирует и кровь на сахар не берет. Мой муж находится в колонии-поселении №3 с 15 октября 2015 года, и за последние 10 месяцев у Андрея более 25 взысканий, из них шесть — ШИЗО. И каждый раз муж объявлял голодовку, потому что он считает, что это незаконное водворение.

У него ШИЗО только заканчивается, администрация проводит комиссию, опять выносят ему выговор и заново пихают в ШИЗО, лишь бы он только ни с кем не сообщался. Последний раз они ему дали три ШИЗО подряд.

Мы считаем, что он незаконно сидит. Есть экспертизы, которые это подтверждают. Так над ним еще и дальше издеваться продолжают. Только лишь потому, что он не боится сказать, что он человек со своей точкой зрения, и не боится написать, что они нарушают закон.

В июле 2015 года 36-летнего Андрея Крекова осудили на два года и восемь месяцев колонии общего режима, признав виновным по части 1 статьи 318 УК (применение неопасного насилия к представителю власти). Затем Архангельский областной суд добавил юристу месяц лишения свободы, но заменил режим на колонию-поселение.
Крекова обвиняли в том, что он укусил полицейского в служебном автомобиле. Сам юрист рассказывал, что дело на него завели после того, как он написал заявление на полицейских, избивших его в отделе в июне 2014 года. Суд отказался допросить свидетелей, которые могли подтвердить факт избиения задержанного в ОВД.
Защита Крекова представила в суд две независимые медицинские экспертизы, согласно которым повреждение, обнаруженное у пострадавшего полицейского, не могло быть следом укуса. «Рана зафиксирована размером 1 см на 1 мм. Даже из бытового опыта понятно, что укусы не оставляют таких следов», — отмечал адвокат Виталий Черкасов.
Креков говорил о предвзятом отношении местной полиции. До этого его уже дважды судили по 318-й статье, оба раза он получал условные сроки. В 2006 году дело на юриста завели после того, как полицейские избили его в присутствии жены (побои Креков тогда решил не фиксировать), в 2010 году — из-за того, что он убежал от полицейских, без объяснения причин пытавшихся затолкать его в служебную машину (в итоге его все равно избили).

Чувство справедливости

Все началось с 14 января. До этого ничего не было, ни одного нарушения. 14-го он попросил телефонный звонок — у него болеет ребенок, я болею. И они пишут, что звонок сделан без заявления, но звонка не было. Они делают ему устный выговор. Мы доказываем, что звонка не было, берем распечатку, даем заявление, которое было подписано. И пошло-поехало.

14 января дают ему ШИЗО, и тут же планировали перережим на общий. Он должен был уехать вскоре отсюда в колонию общего режима, о чем они говорили вслух. А он начал обжаловать их действия. В основном, мы суды проигрываем, но есть и те, что выигрываем.

Четвертое ШИЗО было сделано специально, потому что был суд. Сотрудник администрации понял, что проигрывает дело, и для этого супруга моего посадили в ШИЗО. Суд был без моего мужа, без адвоката, но зато с двумя сотрудниками администрации.

Как-то один из начальников сказал: «У вашего супруга повышенное чувство справедливости. С таким чувством в нашей стране жить очень тяжело. Надо пересмотреть, надо перестроиться, надо измениться, нельзя так».

Сотрудники [колонии] делятся так. Одни реально все это фабрикуют. Часть сотрудников понимает, что им до пенсии немного осталось, и они просто сидят и молчат. И есть сотрудники, которые соглашаются с ним в какой-то мере, с его позицией, но никто это вслух говорить не будет.

Изоляция

Я случайно в суде познакомилась с осужденным. Мы с ним разговорились, и я ему задала вопрос про Крекова, как и что. Так вот, он мне ответил, что такого беспредела по отношению к осужденным не видел ни разу. Он говорит: «Они устроили настоящую травлю на вашего мужа».

Этот человек говорит: «За все время я здесь в первый раз такого встречаю, который с ними вот так борется. Но он им не по зубам, он их как орехи щелкает. Они зуб на него такой точат, но ничего сделать не могут».

У них есть карантин некий. В этот карантин люди прибывают. Они находятся там несколько дней. Выходят эти люди из карантина и спрашивают: «Кто у вас здесь Креков? Мы хотим узнать, с кем нам запрещают общаться». То есть с самого начала, когда люди туда приезжают, запрещают общаться с моим мужем.

Большая масса народа стала бояться общаться с мужем. Такое ощущение складывается, что у них свое государство со своими законами. Если что-то не по методам администрации, то вызывают к себе на комиссию, пишут выговор, затем ШИЗО и, соответственно, на перережим. Люди там в страхе находятся.

Смех тюремщика

Моему мужу, когда он начал судиться по поводу нарушений, они сразу сказали: «Ты, Креков, поедешь отсюда на общий режим». Прямо в суде ему замначальника сказал. Хотя мы оспаривали только первое нарушение, первое ШИЗО. Они уверены в своей правоте.

Уже столько времени они должны были его перережимить, но у нас бесконечно идут суды. И они максимально пытаются создать ему условия, невыносимые для выживания, загнать его в угол, чтобы он ослаб, сдался.

Андрей Креков. Фото предоставлено Викторией Крековой

Представители администрации на судах постоянно ржут. Я даже термин другой подобрать не могу. Ржут во время суда, краснеют, когда ерунду говорят, и заново ржут. Судьи просто смотрят в стол и даже не делают им замечания. Они смеются, что Андрей верит, что, зная законы страны, в которой он живет, сможет доказать свою позицию. Им смешно, потому что они знают, что ему ничего не доказать.

Пока у нас суды идут о незаконном водворении в ШИЗО, этот суд [о перережиме] отложен. Они не могут его перережимить, и их это, конечно же, бесит.

80 суток в ШИЗО

Его посадили 22 июля 2015 года. Больше года он в колонии. Это колония-поселение, а там сейчас происходят такие вещи, что это строгий режим. У нас 80 суток ШИЗО за десять месяцев. Последнее ШИЗО за то, что он якобы не поздоровался, и он в шестой раз на голодовке.

После каждого водворения в ШИЗО Андрей Креков объявлял голодовку. С учетом нового взыскания суммарное время его голодовки составит 80 дней. Самой длинной пока была первая голодовка, которую юрист держал 26 дней подряд. За это время он потерял 16 кг веса и был госпитализирован.

«Когда первая голодовка была, они [сотрудники] так издевались над ним. Они выставляли еду в камеру, чтобы все эти запахи были. Он говорит: "У меня выворачивало кишки, так было дурно от этих запахов"», — вспоминает Виктория Крекова.

На сегодня Креков голодает уже 18 дней. Это осложняет его пребывание в ШИЗО, где запрещено лежать в дневное время. При этом, по словам его жены, недавно администрация колонии-поселения запретила передавать Крекову питьевую воду, которую его родственники покупают в магазине. Виктория полагает, что ее муж вынужден пить сырую воду из-под крана, поскольку в камере ШИЗО нет кипятильника. Обращения близких Крекова в УФСИН с просьбой перевести его на время голодовки в медсанчасть были проигнорированы.

А взыскания в чем заключаются — не встал, не поздоровался, назвал на «ты». Как сказала администрация без камер: «Мы вам напишем столько взысканий, сколько нам надо будет, и вам их надо будет оспаривать». Суды идут практически каждую неделю, потому что супруг оспаривает каждое незаконно вынесенное решение администрации.

Он сидит один. В пять утра они его поднимают, пристегивают [кровать] к стенке. Он сидит на скамеечке невысокой, обитой по краям железом. Так он сидит целый день. А в десять вечера отбой. В камере прохладно, а когда человек не ест, у него кровь плохо функционирует, начинают руки-ноги мерзнуть. В последний раз он говорил маме: «Принеси мне шерстяные носки, потому что очень мерзнут ноги». Но не пропускают. Их это не волнует. В камере горячей воды нет, его один раз в неделю водят помыться.

Я супруга на «Новую газету» и «Коммерсант» подписала, а администрация отбирает газеты. Зато она очень хорошо заменяет это, включая радио. Радио включается на полную мощность, ушам очень тяжело.

Он рассказывал после ШИЗО, что очень сильные головокружения, очень сильно болит голова и мерзнут ноги с руками. И давление скакало. Они отказываются это все фиксировать. Им не надо.

Побои

24 сентября Андрей написал заявление, что женщину оскорбил нецензурной бранью сотрудник Берденников. И этот сотрудник стал мстить мужу. Пришли они в ШИЗО, выволокли его и ударили головой об пол. Это было 12 октября. (После этого инцидента заведующий медсанчастью Муравьев зафиксировал у Крекова гиперемию в области правой лопатки. Супруга осужденного допускает, что медик мог указать в документах не все повреждения. — МЗ).

А 18 октября в 8:30 утра был досмотр. Он разделся, как положено по инструкции. Произвели обыск. А в 9:05 его вывели из камеры ШИЗО, объясняя это тем, что будут измерять температуру воздуха в камере. Когда он вышел, они сбили его с ног, четверо человек, сотрудники и потащили по коридору в подсобное помещение, положили его на пол, издевались и били. В чем была необходимость так досматривать человека, которого обыскивали 35 минут назад?

Андрей не побоялся, в очередной раз написал заявление на эту ситуацию, попросил снять камеры — там есть камеры в самом коридоре. Написал заявление в Следственный комитет. Но я могу предположить, что опять все спустят на тормозах, и никто этим не заинтересуется. Была свидетель, женщина, которая видела, как избивали Андрея. Она подтвердила это следователю.

Я его уже не видела 17 дней, не пускают. Телефоны в колонии выключены, мы дозвониться не можем. Мама Андрея ездит каждый день, но она, 70-летняя женщина, раздражает администрацию колонии тем, что задает вопрос о состоянии своего сына, который не ест 17 суток. Они на нее кричат. Пожилые родители — и папа, и мама — ездят каждый день, просто чтобы хоть какую-то весточку узнать.

Провокации

Если человек знает, что он невиновен, его отрывают от семьи, от маленького ребенка, конечно, человеку непросто. Он не смирился и никогда не смирится с тем, что сейчас происходит.

Когда я его вижу, он, бывает, просто берется за голову: «Я устал, я не могу их всех больше видеть». Это он говорит про администрацию. «Я не могу понять, почему я здесь нахожусь», — говорит.

На сегодняшний день у меня сильные опасения насчет того, как он будет выходить из голодовки. У меня большие опасения, что его избивают, и что они будут продолжать эти издевательства. Мама Андрея уже писала в Следственный комитет об опасениях за жизнь.

И еще у меня очень большое опасение, что они могут сфабриковать какое-нибудь дело. Они дергают за куртку, толкают в сторону. Это прямая провокация, чтобы человек среагировал и дал сотруднику [сдачи]. Провоцируют моего супруга, потому что они знают, что он сидит по 318-й статье. И им это легче всего — спровоцировать его, чтобы выкрутить очередное какое-то дело.