Не судимы будете. Как проходил и чем закончился процесс по делу ГКЧП

Датой создания Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) СССР считается 18 августа 1991 года. В этот день заговорщики, среди которых были высокопоставленные советские чиновники, руководство КГБ и представители ЦК КПСС, прилетели на дачу президента Михаила Горбачева в Форос на южном берегу Крыма, отключили главе государства все виды связи и потребовали согласиться с введением в стране чрезвычайного положения. Когда Горбачев отказался (впрочем, сами члены ГКЧП позже утверждали, что президент не сказал им ни да, ни нет), его изолировали в резиденции.

Целью ГКЧП было не допустить подписания Союзного договора, назначенного на 20 августа 1991 года. Рано утром 19 августа в эфире радио и Центрального телевидения зачитали «Заявление Советского руководства» — объявление о создании ГКЧП и введении режима чрезвычайного положения сроком на полгода, а затем еще несколько документов (Обращение к Советскому народу, Постановление ГКЧП №1). Речь в них шла о введении цензуры, приостановке деятельности партий и общественных организаций, запрете забастовок и демонстраций. Союзный договор (документ, провозглашавший Советский Союз конфедерацией) был раскритикован в заявлении председателя Верховного Совета СССР Анатолия Лукьянова, который официально не вошел в состав ГКЧП, но поддержал его участников.

Формально главой ГКЧП стал Геннадий Янаев как исполняющий обязанности президента СССР, однако подлинным идеологом переворота называли председателя КГБ Владимира Крючкова. Приказ о вводе в столицу СССР войск (в частности, Таманской мотострелковой, Кантемировской танковой, 106-й воздушно-десантной дивизий) отдал министр обороны СССР Дмитрий Язов. Также в ГКЧП вошли первый зампред Совета обороны СССР Олег Бакланов, премьер-министр СССР Валентин Павлов, министр внутренних дел СССР Борис Пуго, председатель Крестьянского союза Василий Стародубцев и президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР Александр Тизяков.

По мере появления у Белого дома (здание Верховного Совета СССР), Центрального телеграфа, телецентра Останкино танков и бронетранспортеров на улицы Москвы стали выходить люди с триколорами, портретами президента России Бориса Ельцина и академика Андрея Сахарова. Собравшиеся на Манежной площади остановили военную технику, подошедшую со стороны Тверской, и начали строить заслон из троллейбусов и автобусов. У Белого дома появились первые баррикады. Около полудня Ельцин зачитал с танка обращение к гражданам России, в котором назвал действия ГКЧП «антиконституционным переворотом».

Вечером 19 августа путчисты давали пресс-конференцию, на которой говорили, что президенту СССР Горбачеву ничто не угрожает, а взятый во время Перестройки курс на демократические преобразования будет продолжен.

20 августа противостояние продолжилось. У Белого дома состоялся митинг; среди собравшихся ходили упорные слухи о готовящемся штурме. Согласно материалам расследования дела об августовском путче, в операции должны были участвовать подразделения КГБ и бойцы «Альфы», но в последний момент командиры — замминистра обороны Вячеслав Ачалов и командир «Альфы» Виктор Карпухин — отказались выполнять приказ, не желая брать на себя ответственность за возможные жертвы. Утром 21 августа об этом сообщили Крючкову, и отбой был дан всем воинским подразделениям. Позже в тот же день несколько путчистов вылетели в Форос, желая добиться встречи с Горбачевым, но президент СССР их не принял.

Именем Российской Федерации

Как писали в своей книге «Кремлевский заговор. Версия следствия» Валентин Степанков, занимавший с 1991 по 1993 год пост генерального прокурора Российской Федерации, и его заместитель Евгений Лисов, уголовное дело в отношении членов ГКЧП возбудил еще до возвращения заговорщиков из Фороса генпрокурор СССР Николай Трубин. Но на прямой вопрос Ельцина, будут ли подозреваемые арестованы, Трубин ответил отрицательно. «В общем, мы поняли, что на прокуратуру Союза в этом деле рассчитывать нельзя и, кроме нас, заниматься им некому, позвонили в Белый дом Бурбулису (ближайший соратник Ельцина Геннадий Бурбулис в августе 1991 года был Государственным секретарем РСФСР — МЗ) и сказали, что на свой страх и риск возбуждаем против членов ГКЧП уголовное дело и проведем аресты», — вспоминал Степанков.

Первым арестовали Крючкова. Он летел из Крыма на одном самолете с Горбачевым, спустился с трапа очень подавленным, и когда к нему подошли сотрудники прокуратуры, спросил только: «А почему Россия?» — и не стал возражать против задержания. Вышедший из следующего самолета Язов встретил новость об аресте военным «Есть!», вскинув руку к козырьку маршальской фуражки. Тизяков суетился и кричал: «При чем тут я? Это они все затеяли, с них и спрашивайте...». Бакланова прокурорская делегация не арестовала в аэропорту, так как он был народным депутатом и обладал неприкосновенностью. С него взяли обещание явиться на допрос на следующий день.

На следующее утро, 23 августа, в своем кремлевском кабинете был арестован вице-президент Янаев. Стародубцева разыскивали весь день, а обнаружив, наконец, на квартире у знакомого, вели с ним переговоры сквозь закрытую дверь — аграрий говорил о недоверии российскому правосудию, но в конце концов согласился открыть и был задержан. Прокурорам Стародубцев продемонстрировал проект Указа о сельском хозяйстве, который писал все те несколько часов, что не пускал их в квартиру, и попросил передать документ Горбачеву.

Валентина Павлова привезли в прокуратуру с дачи, где он находился после серьезного алкогольного отравления. Премьер-министр СССР объяснял, что добавленный в кофе виски на совещании 19 августа совершенно выбил его из колеи, и в действиях заговорщиков он не мог принимать участия, так как был болен и спал.

В ночь на 24 августа аресты продолжились: были взяты под стражу Шенин, Бакланов, Плеханов и летавший вместе с путчистами в Форос народный депутат Валерий Болдин. Но арестовала их не российская, а союзная прокуратура, которая параллельно продолжала собственное расследование. Об аресте спикера Верховного Совета Лукьянова обе прокуратуры ходатайствовали перед парламентом совместно — и 29 августа он был задержан на своей подмосковной даче.

Кроме того, были арестованы не входившие в ГКЧП, но участвовавшие в событиях 19-21 августа главком Сухопутных войск Валентин Варенников, замначальника 9-го управления КГБ Вячеслав Генералов, охранявший Горбачева на даче в Форосе, и первый заместитель Крючкова Виктор Грушко.

22 августа застрелил жену и покончил с собой глава МВД СССР Борис Пуго. 24 августа повесился в своем рабочем кабинете бывший начальник Генштаба маршал Сергей Ахромеев. 26 августа выбросился из окна своей квартиры в Плотниковом переулке (существовала версия, что это не было самоубийством) управделами ЦК КПСС Николай Кручина.

«Матросская тишина»

Арестованных Язова, Крючкова и Тизякова сначала поместили в санаторий МВД «Сенеж» в Солнечногорском районе Подмосковья, там же прошли первые допросы. Затем, не вполне понимая, куда отправить столь высокопоставленных обвиняемых, члены следственной группы (ее в итоге возглавил замгенпрокурора России Лисов) перевели их в специально подготовленный изолятор в городе Кашин Калининской (сейчас — Тверская) области. Но он находился в 200 километрах от места проведения расследования. Тогда выбор прокуратуры остановился на одном из изоляторов «Матросской тишины» — и путчисты снова оказались в Москве.

В сентябре 1991 года в «Коммерсанте» появилась заметка о первых днях членов ГКЧП в СИЗО: сидевшие с Олегом Баклановым и Юрием Плехановым в одной камере «московские кооператоры» рассказали, как бывшие партийные руководители осваиваются в тюрьме, и какие перемены произошли в изоляторе с их появлением. «По сведениям сокамерников, 23 августа в СИЗО №4 на ул. Матросская тишина стали поступать члены ГКЧП. Они не были готовы к тюремным порядкам — например, к гнилому рыбному супу. Олег Бакланов, в частности, не знал, что в таком супе можно есть только рыбу, а остальное надо выливать», — говорилось в материале.

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

Через три дня после ареста путчистов в СИЗО сменили охрану, часть арестантов вывезли в другие изоляторы, а вновь прибывших подселили в небольшие камеры (на три-четыре человека) к «старожилам». Оставшиеся в «Матросской тишине» арестованные заметили, что питание улучшилось: к привычным порциям добавили масло, сахар и мясо.

«Сокамерники рассказали, что сначала гэкачеписты откровенно нервничали, плохо спали и с опаской поглядывали на соседей. Но увидев, что сидят только с советскими деловыми людьми, успокоились. Однако Олег Бакланов — известный идеолог оборонного сознания в СССР и непререкаемый авторитет среди генералов ВПК — рассказал кооператорам в камере, что ГКЧП хотел дать свободу предпринимательству. Бывшие зэки объяснили, что в СИЗО не доверяют ни одному слову бывших членов правительства, потому что уверены: в случае победы путча их бы просто расстреляли. Однако великодушные зэки утешают путчистов тем, что всех их выпустят года через 2-3 после политической амнистии», — писал «Коммерсант».

Экс-председатель Верховного Совета СССР Лукьянов, как рассказывал в интервью «Русской жизни» он сам, сидел в одиночной камере: «Но заключенные меня уважали, потому что я феню знаю. Нас же учили фене, я даже экзамен по ней сдавал, оказалось, помню».

И Лукьянов, и Бакланов, и другие обвиняемые по делу ГКЧП помещались в 4-м следственном изоляторе «Матросской тишины». Другие СИЗО на территории этого тюремного комплекса заметно отличались от него. Вот, например, как описывал в 1994 году изолятор №1 сидевший там за разглашение гостайны ученый-химик Вил Мирзоянов: «Этот изолятор хуже, чем концентрационный гитлеровский лагерь: грязь, разрушения, антисанитария. Я не мог представить, что такое возможно — пьяные тюремщики на глазах людей избивают заключенных». В 20-местных камерах СИЗО-1 сидело до сотни человек.

Дело об измене родине

Обвинение всем фигурантам уголовного дела ГКЧП было предъявлено по пункту «а» статьи 64 УК РСФСР — «измена родине».

Насильственный захват власти как отдельный состав преступления появился лишь в принятом в 1996 году УК РФ, в 1991 году в действовавшей редакции Уголовного кодекса этот состав был включен в статью 64 (измена родине) и подразумевал «деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР». Адвокаты путчистов в ходе следствия и процесса подчеркивали: их подзащитные выступали как раз за сохранение суверенитета и территориальной целостности Союза — а значит, об измене не может быть и речи.

«Не надо было предъявлять измену Родине, как им предъявили, — надо было предъявлять превышение власти. Потому что тут никуда не денешься, чрезвычайное положение было объявлено, безусловно, незаконно. Здесь защите уже пришлось бы очень трудно, потому что надо было бы доказывать, что была крайняя необходимость для введения ЧП, хотели спасти СССР», — рассуждал позже адвокат Плеханова, будущий президент Московской адвокатской палаты Генри Резник.

В обвинительном заключении говорилось, что указ о введении чрезвычайного положения подготовил Тизяков. Первоначально заговорщики надеялись найти поддержку у Горбачева, но Крючков считал, что президент в депрессии, и его нужно просто поставить перед фактом. Начиная с 5 августа будущие члены ГКЧП несколько раз встречались на конспиративном объекте КГБ на улице академика Варги, где выпивали и обсуждали отправку делегации в Форос.

Согласно материалам дела, указ о вводе войск в Москву, подписанный Язовым, был составлен по распоряжению Янаева. Сами обвиняемые на вопросы следователей об этом указе отвечать отказались категорически. Замминистра обороны Ачалов, дававший показания в качестве свидетеля, говорил, что был против ввода войск: «Армию нельзя втягивать в авантюру. Бог нас не простит, мир осудит, народ проклянет», — якобы говорил он Язову.

«Когда после провала путча членов ГКЧП допрашивали, они каялись в содеянном, но потом с помощью адвокатов выработали линию защиты — все валить на Горбачева», — комментировал поведение путчистов на следствии и в суде сам первый президент СССР. Помимо обвинения в измене родине Геннадий Янаев обвинялся по статье 175 УК РСФСР (должностной подлог); Юрий Крючков, Дмитрий Язов, Юрий Плеханов и Вячеслав Генералов — по пункту «б» статьи 260 (халатное отношение к службе); Геннадий Янаев и Анатолий Лукьянов — по части 2 статьи 171 (превышение власти).

В качестве максимального наказания за измену родине Уголовный кодекс предусматривал смертную казнь. К моменту начала судебного разбирательства вину не признавал ни один из обвиняемых.

На свободу до суда

Фигуранты дела ГКЧП провели под арестом от года до полутора лет, к январю 1993 года все они были на свободе. Летом и осенью 1992 года арест заменили подпиской о невыезде Василию Стародубцеву (он вернулся на работу в Крестьянский союз), Вячеславу Генералову, Олегу Шенину (перенес в тюрьме три операции) и Виктору Грушко (у него в изоляторе дважды случался инфаркт).

В декабре 1992 года, когда следствие было уже завершено и оставалось лишь утвердить обвинительное заключение, под подписку о невыезде отпустили Валентина Варенникова, Анатолия Лукьянова, Юрия Плеханова и Валерия Болдина.

Последними — в январе 1993 года — вышли на свободу Олег Бакланов, Геннадий Янаев, Валентин Павлов, Александр Тизяков, Дмитрий Язов и Владимир Крючков.

Начало процесса

Первое заседание суда по делу ГКЧП состоялось 14 апреля 1993 года. Рассматривала его военная коллегия Верховного суда — дело слушалось тройкой во главе с зампредом коллегии Анатолием Уколовым. Как рассказывал позже сам судья Уколов, в деле насчитывалось 144 тома, их привезли в суд из прокуратуры на отдельной машине. Несмотря на наличие в материалах секретных документов, оснований для объявления процесса закрытым не было, и дело слушалось в присутствии журналистов — газета «Коммерсант», например, писала о каждом заседании, также суд освещали ИТАР-ТАСС, РИА и «Интерфакс», газеты «Известия», «Советская Россия», «Московские новости», «Труд» и другие. Иностранных журналистов в Верховный суд не аккредитовали, объяснив это недостатком мест в зале.

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

Все подсудимые — Янаев, Лукьянов, Павлов, Крючков, Язов, Бакланов, Стародубцев, Шенин, Варенников, Плеханов, Генералов и Тизяков — явились на первое заседание суда. Их сопровождали родственники и адвокаты, а также группа поддержки во главе с тогдашним лидером движения «Трудовая Москва» Виктором Анпиловым.

Вот как описывал происходившее на Калининском проспекте (сейчас — Новый Арбат) по дороге в суд корреспондент «Коммерсанта»: «После короткого митинга патриоты с музыкой (под гимн СССР), скандируя "Банду Ельцина под суд!", проводили подсудимых к зданию Верховного суда. Члены ГКЧП выглядели очень довольными и несли букеты роз, а сопровождающие — лозунги "Свободу ГКЧП" и картину "Ленин слушает 'Апассионату'" <...> У здания суда предводитель "Трудовой Москвы" Виктор Анпилов потребовал впустить в помещение фотокорреспондента "Правды" Майю Скурихину. А когда митингующие громким скандированием поддержали своего лидера, тот, очевидно, переволновавшись, вдруг закричал прямо в мегафон: "Майю Плисецкую — в суд!". Однако Скурихину в помещение суда так и не допустили».

Супруга одного из подсудимых, Олега Шенина, говорила журналистам, что обвиняемые-военные сначала собирались ходить в суд в мундирах и орденах, но потом решили остановиться на штатском.

В группу защитников на процессе ГКЧП входили девятнадцать адвокатов; имена части из них были громкими уже в те годы, другие прославились позже. Экс-председателя Верховного совета СССР Лукьянова защищал Генрих Падва, начальника 9-го управления КГБ Плеханова — Генри Резник. Адвокатом экс-министра обороны Язова был Лев Абельдяев, а бывшего вице-президента СССР Янаева — Абдулла Хамзаев, в начале 2000-х годов представлявший семью чеченской девушки Эльзы Кунгаевой на процессе полковника Юрия Буданова.

Заместителя Плеханова Вячеслава Генералова в суде защищала Елена Львова, в карьере которой позже были такие клиенты, как Борис Ельцин (во время процедуры импичмента) и вице-президент ЮКОСа Василий Алексанян. Адвокатом президента Ассоциации государственных предприятий СССР Тизякова стал Александр Клигман, позже представлявший интересы Юрия Лужкова и Александра Руцкого. Защитником экс-председателя КГБ Крючкова был Юрий Иванов, впоследствии депутат Госдумы от КПРФ. Бывшего главкома сухопутных войск генерала Варенникова защищал Дмитрий Штейнберг, будущий адвокат супруги мэра Москвы Лужкова Елены Батуриной.

Экс-секретаря ЦК КПСС по партийным вопросам Шенина защищал адвокат Павел Крайний, бывшего секретаря ЦК по оборонным вопросам Бакланова — Алексей Шмырев, а народного депутата Стародубцева — Алексей Галоганов, нынешний президент адвокатской палаты Московской области. Материалы в отношении Болдина и Грушко были выделены в отдельное производство и Верховным судом не рассматривались.

На стороне гособвинения в процессе участвовали девять прокуроров во главе с заместителем генпрокурора России Эдуардом Денисовым (впоследствии возглавлял прокуратуру Московской области).

Потерпевшими по делу ГКЧП признали восемь человек — родственников погибших в дни путча Владимира Усова, Ильи Кричевского и Дмитрия Комаря.

Суд или фарс

Передавая в суд материалы дела ГКЧП, Генпрокуратура рекомендовала к вызову 1 021 свидетеля. Суд запланировал допросить около 120 человек, однако и этим планам не суждено было сбыться.

Процесс продолжался почти 11 месяцев, но судебное следствие далеко не продвинулось, вспоминал судья Уколов: «… Любым образом процесс тормозился. <...> Либо по болезни, либо в связи с командировками, либо с заявлением каких-либо ходатайств… <...> Еще одно из обстоятельств, которое способствовало длительному даже не рассмотрению, а подступу к рассмотрению дела, — это массовые заявления отводов. Подсудимые, адвокаты заявляли отводы суду, прокуроры заявляли отводы суду. Суд разбирался с одними отводами и в это время получал другие отводы».

Первым заболел 66-летний уралец Тизяков — уже на третий день судебного разбирательства его увезли в больницу в «предынфарктном состоянии». Слушания прервали почти на месяц. За это время шестеро подсудимых (Крючков, Лукьянов, Янаев, Шенин, Бакланов и Плеханов) успели поучаствовать в первомайской демонстрации, которая закончилась столкновениями митингующих с ОМОНом и гибелью одного из милиционеров (оцепление таранили на грузовике). После первомайских событий прокурор Денисов добивался ареста Крючкова, Лукьянова и Янаева, занявшихся под подпиской о невыезде «политической деятельностью с намерением оказать давление на правосудие». Судья Уколов ему в этом ходатайстве отказал, и все 12 человек на все время процесса остались на свободе.

Другой причиной, чтобы отложить рассмотрение дела, стал отвод гособвинителей: судьи неожиданно согласились с тем, что подчиненные автора «Кремлевского заговора» Степанкова (книга была, к неудовольствию подсудимых и защиты, опубликована еще до суда) должны быть отстранены от дела — и отвели Эдуарда Денисова и всех его коллег. Правда, окончательную ответственность за решение об отводе судья Уколов брать на себя не стал, и отправил его на утверждение в Верховный Совет. В парламенте обсуждать этот вопрос отказались, сославшись на то, что не могут посягать на независимость судебной власти. Адвокаты расценили такое поведение депутатов как открытую поддержку позиции гособвинителей.

В итоге рассмотрение дела откладывали все лето, ссылаясь то на очередную болезнь Тизякова, то на отпуска защитников, а в сентябре оно продолжилось в прежнем составе — с участием и Денисова, и остальных прокуроров. Когда защита попробовала снова заявить гособвинителям отвод, тот же председательствующий Уколов отказал в удовлетворении этого ходатайства, но с оговоркой: «в ходе разбирательства должна учитываться их (сотрудников прокуратуры — МЗ) заинтересованность в исходе дела».

Позже в интервью судья военной коллегии объяснял, что его апелляция к Верховному Совету не была попыткой снять с себя ответственность: так он хотел обеспечить в процессе состязательность сторон, которая еще не была закреплена в России законодательно, но уже предусматривалась в принятой парламентом в октябре 1991 года концепции судебной реформы. Однако депутаты его усилий не оценили.

К оглашению обвинительного заключения по делу удалось приступить только 16 октября — через полгода после начала процесса.

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

Гособвинитель Денисов и его коллеги читали четыре тома обвинения почти две недели. Действия путчистов были квалифицированы как совершенные «в ущерб государственным интересам СССР, обороноспособности и безопасности страны, сопровождавшиеся, кроме того, отягчающими обстоятельствами». ГКЧП был назван антиконституционным органом. Организаторами «заговора с целью захвата власти» прокуратура посчитала Крючкова, Бакланова, Шенина, Язова и Павлова.

В начале ноября 1993 года суд снова был вынужден уйти на перерыв — на этот раз из-за болезни Абдуллы Хамзаева, единственного адвоката Янаева. Вслед за ним в больницу с подозрением на инсульт попал 61-летний подсудимый Бакланов. Другие обвиняемые, пока заседания откладывались одно за другим, успели стать кандидатами в депутаты: о своем участии в грядущих парламентских выборах заявили Анатолий Лукьянов, Василий Стародубцев и Валентин Варенников (Лукьянов в декабре был избран в Госдуму, Стародубцев стал депутатом Совета Федерации, а Варенникову удалось избраться в парламент только в 1995 году).

В конце ноября дело в отношении Бакланова приостановили из-за его болезни (выздоровев, бывший народный депутат опять присоединился к процессу), а материалы в отношении Янаева суд выделил в отдельное производство, чем возмутил остальных участников разбирательства — ведь фигура бывшего вице-президента СССР была одной из ключевых в деле ГКЧП. В начале декабря, наконец, начались допросы подсудимых.

«Я старался уберечь страну от развала и кровопролития», — говорил в суде Владимир Крючков и делился с участниками и зрителями процесса имевшейся у КГБ информацией: США планирует сократить население СССР до 150-160 млн человек в течение 25-30 лет, установить вооруженный контроль НАТО над страной, а территория СССР и его богатства должны стать общим достоянием Запада. Крючков также сообщил, что по поведению Горбачева было не понятно, намерен ли он препятствовать действиям ГКЧП или поддержит их, и что арестовывать Бориса Ельцина ни в коем случае не планировалось. Не планировалось и штурма — Крючков лишь отдал своим подчиненным и командованию «Альфы» распоряжение «подумать о том, что можно предпринять, если обстановка накалится».

Пока в суде давал показания бывший руководитель КГБ, процесс прокомментировал свеженазначенный генеральный прокурор Алексей Казанник: он охарактеризовал происходящее в Верховном суде как «фарс», имея в виду постоянные переносы заседаний, которые позволяют подсудимым активно заниматься политикой. В ответ судья Уколов прямо во время заседания сделал заявление для прессы, назвав выступление генпрокурора неуважением к суду и попыткой давления. Но быстрее после этого процесс не пошел: в декабре 1993 года заболел сначала 56-летний подсудимый Павлов, потом слег с бронхитом 63-летний Лукьянов. И хотя на заседания Госдумы избранный депутатом Лукьянов вскоре вновь стал ходить, в суде он не появлялся до середины января 1994 года. Добиться его возвращения в процесс судье Уколову удалось, лишь пригрозив Лукьянову изменением меры пресечения.

Когда все путчисты снова были в сборе, суд допросил маршала Язова и партийного секретаря Шенина. Первый говорил, что «напряженную обстановку» в Москве в августе 1991 года создали не введенные его приказом войска, а неподчинение действиям ГКЧП, а второй сообщил, что члены комитета защищали Конституцию СССР, а значит, не могут обвиняться в измене родине. Допрос Шенина вновь шел с перерывами: болели то 69-летний Крючков, то 47-летний Генералов. В конце февраля дал показания Валентин Вареников (он заранее записал их на бумажке, был очень обстоятелен и называл случившееся в августе 1991 года «последней попыткой остановить поезд, который катится в пропасть»). Затем тяжело заболела жена Василия Стародубцева, и процесс вновь прервался. Больше по существу не допрашивали никого.

Амнистия для всех

23 февраля 1994 года Госдума приняла постановление об объявлении политической и экономической амнистии. Как вспоминал тогдашний генеральный прокурор Казанник, он предупреждал президента Ельцина, что депутаты включат в проект амнистии и членов ГКЧП, и участников событий октября 1993 года. «Не посмеют!» — якобы ответил глава государства.

В итоговом документе, подписанном председателем нижней палаты парламента Иваном Рыбкиным, говорилось, что «в целях национального примирения, достижения гражданского мира и согласия» Госдума постановляет амнистировать привлекаемых к ответственности «а) по событиям 19-21 августа 1991 года, связанным с образованием ГКЧП и с участием в его деятельности; б) по факту столкновения демонстрантов и работников органов внутренних дел 1 мая 1993 года в Москве; в) за участие в событиях 21 сентября — 4 октября 1993 года в Москве».

Из интервью Алексея Казанника газете «Московские новости»: «Я получил его (постановление об амнистии — МЗ) поздно вечером на даче. Сверху была резолюция: "Казаннику, Голушко, Ерину. Никого не освобождать из арестованных, а расследовать уголовное дело в прежнем порядке". Это для меня было полной неожиданностью, тревожнейшим симптомом. Я поехал в прокуратуру, собрал коллегию, вытащил этот документ с резолюцией Ельцина и сказал: "Мы проведем амнистию. Сегодня пятница, на завтра объявляю рабочий день. Я попытаюсь уговорить Бориса Николаевича, чтобы он отозвал документ со своей резолюцией. Иначе я вынужден буду уйти в отставку, проведя предварительно амнистию".

Наступило гробовое молчание. Меня поддержал только один из заместителей. Я позвонил Ельцину на дачу: "Борис Николаевич, настаиваю, чтобы вы немедленно отозвали документ со своей резолюцией". Он ответил жестко: "Нет!" — "Тогда амнистия будет проведена вопреки вашей резолюции, мой долг — выполнять постановления Думы!" — "Этого вы не посмеете сделать". Я сказал, что в противном случае уйду в отставку после проведения амнистии. "Вы в отставку не уйдете!" — и Ельцин бросил трубку».

В отставку Казанник действительно ушел, но амнистия была проведена. Из Лефортово вышли Руслан Хасбулатов, Александр Руцкой, Альберт Макашов и еще около семидесяти арестованных по делу 1993 года, а обвиняемым по делу ГКЧП было объявлено о применении амнистии на заседании суда 1 марта 1994 года.

По словам судьи Уколова, первоначально на амнистию согласились все 12 подсудимых: «В этот день, 1 марта, когда мы спрашивали у всех, принимают ли они эту амнистию, Варенников сказал, что я ее, исходя из солидарности со всеми 11 другими людьми, принимаю при одном условии: если будет возбуждено дело против Горбачева. Уголовное дело, связанное, как он говорил, с развалом государства. Суд принял его амнистию, дело мы не возбудили, поскольку возбуждение дела это компетенция прокуратуры. Направили в прокуратуру это заявление. Прокуратура возбуждать такое дело, видимо, не стала, поскольку я не видел, чтобы такое дело появилось. И затем через 10 дней Президиум Верховного суда по протесту Денисова — того самого, который поддерживал обвинение в суде, наше решение о прекращении дела по амнистии, принятое с моим участием, отменил».

Причиной отмены послужили процессуальные нарушения: президиум ВС постановил, что раз процесс уже начат и идет, судья должен сначала принять решение о виновности или невиновности подсудимых, а потом (в случае виновности) применять амнистию. Судья Уколов объяснял, что этот порядок был ему известен, но в постановлении Госдумы говорилось: «Данное постановление вступает в силу с момента опубликования. Пункты 1, 2 постановления подлежат исполнению немедленно», — и председательствующий решил выполнить волю законодателей.

Но президиум ВС отправил дело в военную коллегию суда на новое рассмотрение в новом составе. Это было формальностью: новый судья Виктор Яськин на первом же заседании, до того, как открыть процесс, предложил подсудимым принять амнистию. Такой порядок процессуальным нормам не противоречил, и 11 человек были амнистированы. Варенников от амнистии отказался, став на этом новом процессе единственным подсудимым.

Дело Варенникова

22 июня 1994 года по делу единственного обвиняемого, который даже не являлся членом ГКЧП, огласили обвинительное заключение. В нем говорилось, что в августе 1991 года заместитель министра обороны СССР, главком Сухопутных войск Варенников, координируя действия военных округов на Украине, оказывал давление на ее руководство и настаивал на введении режима чрезвычайного положения в западных областях республики. Также Варенникову вменялось участие в разработке плана штурма здания Верховного Совета России и задержания Бориса Ельцина.

Среди дававших показания в суде по делу генерала был начальник 3-го управления КГБ Александр Жардецкий, свидетельство которого сам Варенников позже приводил в своей книге «Дело ГКЧП». Свидетель охарактеризовал происходившее 19 и 20 августа вблизи Белого дома так: «Это была открытая и наглая демонстрация неповиновения союзным властям, пренебрежения Конституцией СССР, но все это прикрывалось громкими заявлениями о якобы необходимой защите демократии. Фактически это было антиконституционное, контрреволюционное выступление, возглавили которое Борис Ельцин и его окружение. В самом здании скопилось несколько сот незаконно вооруженных боевиков, которые представляли большую опасность для населения. В этих условиях Комитет государственной безопасности считал своим долгом разоружить этих людей. Однако засевшие в Доме Советов ельцинисты действовали так, как это обычно делают террористы или бандиты — прикрываясь многочисленной толпой, как щитом, Ельцин и его окружение постоянно призывали к защите Белого дома. И люди приходили. Но не столько на защиту (так как для этого не было причин — защищать было не от кого), сколько просто поглазеть. А заодно выпить и закусить на халяву. Да и деньги раздавали налево-направо — по указанию Гавриила Попова (первого мэра Москвы — МЗ)».

Давал показания и Михаил Горбачев. Вот как Варенников описывал его появление в суде, возле которого дежурила поддерживающая подсудимого «Трудовая Россия» во главе с Ампиловым: «О дне его прихода на заседание было известно заблаговременно. <...> Народу собралось очень много, но и милиции было не меньше. Переносными ограждениями определили границы участка, где было позволено стоять митингующим. С проезжей части дороги всех вытеснили на тротуары. Народ стоял с плакатами, огромными карикатурами на Горбачева и постоянно скандировал: "Горбачев — иуда!", "Горбачев — предатель!", "Горбачева под суд!" и т. п. Но когда Горбачев подкатил к центральному подъезду — народ взревел! Творилось что-то неописуемое. В него полетели помидоры, яйца, какие-то коробки. И, несмотря на то что от проезжей части до входа милиция сделала "коридор", Горбачев и его спутники (он приехал с дочерью и помощниками) еле проскочили в здание».

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

В суде Варенников называл Горбачева «свидетель», а тот обращался к подсудимому по фамилии. Допрос продолжался два дня. Первый президент СССР, несмотря на выпады и открытую неприязнь Варенникова, говорил, что относится к нему с уважением и считает, что путчисты «втянули» его в события августа 1991 года.

Уже в августе 1994 года в Верховном суде прошли прения сторон, во время которых прокурор Аркадий Данилов отказался от обвинений в адрес Варенникова. Он заявил, что подсудимый действовал «в условиях крайней необходимости», его вина не доказана и в действиях нет состава преступления. 11 августа 1994 года Варенникову вынесли оправдательный приговор. Генпрокуратура внесла надзорный протест на это решение, но в феврале 1995 года президиум Верховного суда оставил оправдание в силе.

Путчисты без судимости

Валентин Варенников в 1995 году стал депутатом Госдумы от КПРФ. В 2003 году снова избрался в парламент — на этот раз в составе партии «Родина». Умер в 2009 году в госпитале Бурденко после перенесенной операции.

Депутатом Госдумы трех созывов от КПРФ был Анатолий Лукьянов — с 1993 по 2003 год. С 2004 года он преподает на юрфаке МГУ им. Ломоносова.

Василий Стародубцев в 1997 году стал губернатором Тульской области и проработал на этой должности до 2005 года. В 2007 и 2011 году избирался в Госдуму от КПРФ. В декабре 2011 года умер от сердечного приступа.

Олег Шенин до 2000 года входил в ЦИК КПРФ, а затем возглавил Коммунистическую партию Союза Белоруссии и России. В 2007 году выдвигал свою кандидатуру на выборах президента России, но не был зарегистрирован Центризбиркомом. Умер в 2009 году.

Геннадий Янаев работал консультантом комитета ветеранов и инвалидов государственной службы, руководил Фондом помощи детям-инвалидам с детства, преподавал историю в Российской международной академии туризма. В 2010 году умер в больнице.

Юрий Плеханов после освобождения по амнистии не был замечен в какой-либо общественной и политической деятельности, был пенсионером. Умер в 2002 году.

Владимир Крючков в 1990-е был председателем Совета директоров АО «Регион», входящего в АФК «Система», там же работал, пока не вышел на пенсию, Вячеслав Генералов. Крючков в 1998-1999 годах являлся советником директора ФСБ Владимира Путина, работал в совете ветеранов сотрудников госбезопасности. Умер в 2007 году от обширного инфаркта.

Дмитрий Язов после амнистии и отставки с военной службы занимал разные консультационные должности в Минобороны, был советником министра Анатолия Сердюкова, работал в службе генеральных инспекторов Минобороны ведущим аналитиком. Сейчас Язову 91 год.

Александр Тизяков в 2000-е годы являлся соучредителем нескольких промышленных предприятий: АОЗТ «Антал», ООО «Видикон», «Фиделити», а также страховой компании «Северная казна». Является президентом российско-киргизского предприятия «Технология» и соучредителем ООО «Наука-93».

Олег Бакланов в 2004 году, будучи главой общества дружбы и сотрудничества народов Украины и России, поддерживал на президентских выборах на Украине Виктора Януковича. Сейчас Бакланов является руководителем ОАО «Рособщемаш» — компании, которая занимается организацией экспертиз и надзора за ракетными комплексами.

Валентин Павлов являлся директором Часпромбанка, затем Промстройбанка (у обоих были отозваны лицензии), сотрудничал с несколькими экономическими институтами. В 2003 году умер после инсульта.