«Этот лагерь — красный козлятник»

Дело

Судя по сайту областного УФСИН, весь месяц подростки играли в КВН, соревновались в силовых упражнениях, общались с чемпионами по пауэрлифтингу и тяжелой атлетике, встречались с членами православного братства «Сыны Афона» и получали дипломы парикмахеров, а последним важным событием в их жизни стал визит председателя Общественного совета Владимира Носова.

«Эта колония всегда позиционировалась ФСИН как образцовое учреждение для несовершеннолетних — постоянно какие-то публичные деятели приезжают. Но на самом деле в ней царит атмосфера страха», — говорит член ОНК Подмосковья Алексей Павлюченков.

Отчеты о мероприятиях в Можайской колонии часто иллюстрируют нарочито жизнерадостными фотографиями воспитанников. Однако на сайте управления ФСИН не упоминается, что 55 подростков из 75, содержащихся в учреждении, могут стать обвиняемыми по части 2 статьи 212 (участие в массовых беспорядках, наказание предусматривает от трех до восьми лет лишения свободы).

Следственный отдел по городу Можайску Главного следственного управления СК Подмосковья возбудил уголовное дело по факту беспорядков в колонии 11 марта, сообщили «Медиазоне» в пресс-службе ведомства. По версии следствия, в ночь на 22 февраля 55 осужденных закрылись изнутри в общежитии, забаррикадировали мебелью лестницу, ведущую на второй этаж здания, а затем «устроили погром», поджигая и выбрасывая из окон находившиеся в помещении предметы. Девять воспитанников во время беспорядков демонстративно совершили акты членовредительства — нанесли себе порезы и царапины кожных покровов на руках, но наложение швов им не потребовалось.

Сумму ущерба следователи оценили в 930 тысяч рублей, однако кто именно проводил соответствующую экспертизу, в ведомстве не сообщили, посоветовав обратиться с официальным запросом. Посетив учреждение сразу после погрома (отчет есть в распоряжении «Медиазоны»), члены ОНК отметили, что в общежитии сломана мебель, повреждены навесной потолок, межкомнатные двери и спортивное оборудование, а также другое имущество колонии.

Изоляция

Пока обвинение по этому уголовному делу не предъявлено ни одному из заключенных Можайской воспитательной колонии, говорит представитель СК. Уточнить, был ли кому-либо из воспитанников учреждения присвоен процессуальный статус подозреваемого, собеседница «Медиазоны» не смогла, как и рассказать о проведенных в рамках этого уголовного дела следственных действиях.

При этом, по данным общественника Павлюченкова, вскоре после событий 21 февраля из колонии были вывезены около десяти подростков, которых распределили по разным СИЗО Московской области. Во ФСИН эту информацию комментировать отказались. В единственном официальном сообщении ведомства, посвященном событиям 21 февраля и опубликованном в тот же день, действия воспитанников определялись фразой «выразили свое несогласие»; также отмечалось, что «все вопросы, возникшие у осужденных, были разъяснены в ходе беседы». На самом же деле, говорит Павлюченков, после начала бунта в колонию ввели спецназ ФСИН, однако до прямых столкновений дело не дошло.

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

Четверых воспитанников Можайской колонии членам ОНК удалось найти в СИЗО-5 Каширы. «Их обманули: 3 марта им сказали, что их ведут на встречу с ОНК, перевели в комнату длительных свиданий, затем без всяких оснований погрузили в машину и вывезли в изолятор. Как нам намекали сотрудники УФСИН, специально были вывезены зачинщики, их хотели оградить от других воспитанников», — утверждает общественник Эдуард Рудык. В каширском СИЗО оказался и заключенный Максим Румянцев, после акции протеста уже достигший совершеннолетия.

О том, куда увозят подростков, их родителям не сообщили, говорит Рудык. Где находятся остальные подростки, пока неизвестно, но как минимум один из них, вероятно, переведен в СИЗО-3 Подмосковья. «По УПК человек может попасть в СИЗО, даже если он уже в колонии, только по решению суда, а в данном случае было просто распоряжение [начальника подмосковного управления ФСИН Анатолия] Тихомирова», — говорит Рудык.

Рудык и Павлюченков опасаются, что преследованию подвергнутся все 55 воспитанников колонии, которые, по мнению следователей, участвовали в погроме. Один из них, Сергей Дубочкин, рассказывают общественники, передвигался по колонии без конвоя и шел на УДО, а у другого сразу после событий 21 февраля закончился срок. Тем не менее, оба они рискуют стать фигурантами уголовного дела, считают члены ОНК.

Мать освободившегося после событий в Можайской колонии молодого человека пока не собирается искать для него адвоката. «С моим сыном сейчас все нормально, он освободился, после этого к нему никто не приходил и никаких бумаг по этому делу не вручал, поэтому я против того, чтобы его имя упоминалось в СМИ», — говорит она. Другим подросткам пыталась предоставить адвокатов одна из правозащитных организаций, однако до сих пор их родственники не дали на это согласия. Одна из матерей, встретившись после возбуждения уголовного дела с начальником воспитательной колонии, сформулировала причину отказа от адвокатов так: «Как бы не было хуже, может, и так все обойдется». До сих пор между правозащитниками и матерями подростков идет процесс «сложных переговоров».

23 воспитанника Можайской колонии сразу после погрома написали заявления на имя председателя ОНК Подмосковья, где рассказали о жестких условиях содержания, избиениях и унижениях со стороны сотрудников учреждения. «Именно это отношение привело к беспорядкам в учреждении. Воспитанникам было предложено пройти телесный осмотр для выявления следов побоев, однако все отказались, сославшись на то, что следов уже нет», — говорилось в отчете о посещении колонии общественниками на следующий день после инцидента. Сейчас администрация учреждения заставляет воспитанников отказаться от своих заявлений, однако как минимум четверо из них не соглашаются на это, говорит Павлюченков. «Медиазона» попыталась систематизировать сведения, изложенные в этих заявлениях.

Этап

«Этот лагерь — красный козлятник», — вспоминает слова надзирателя Можайской воспитательной колонии Дениса Сергеевича осужденный Султан Нурсаилов (имена и фамилии несовершеннолетних изменены в соответствии с законами «О СМИ» и «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» — МЗ). По его словам, так Денис Сергеевич приветствовал новенького после этапа.

Многие воспитанники Можайской колонии, по их словам, сталкивались с жестокостью надзирателей сразу же по прибытию. Так, 17-летний осужденный Игнат Назаров без указания имен рассказывает, что его подельника, доставленного в учреждение вместе с ним, в первый же день окунули в унитаз. Другой заключенный, Геннадий Валевич вспоминает, что в первый же день пребывания в этом учреждении сотрудники колонии и дежурной смены посулили устроить ему «расправу» и окунуть головой в унитаз, если он откажется мыть полы. Наутро, пишет подросток, к нему в карантинное отделение, где какое-то время содержатся все вновь поступившие, пришел сотрудник по фамилии Чернавский и спросил, кем молодой человек является «по жизни». «Я сказал, что я человек. [Тогда он ответил] — «Не включай дурака» — и ударил кулаком в лицо, и сказал, что если я открою рот, то он меня сломает», — пишет Валевич.

Позже Чернавский отпустил подростка, но на смену заступил дежурный сотрудник Андрей Александрович, который, по словам Валевича, избил его резиновой палкой — за то, что приехав в колонию, он якобы передал некое сообщение в жилую зону. О человеке с такими именем и отчеством вспоминает и другой воспитанник Можайской колонии, 17-летний Николай Лыков: «Андрей Александрович вместе со своими коллегами встречает этапы так, что у некоторых [после такой встречи] практически все отбито». «[Когда меня привезли, сотрудники], завели меня за угол, где мне сходу промеж лопаток [угодила] дубинка», — рассказывает о методах работы с новичками заключенный Даниил Кривов.

«Когда я прибыл в колонию, меня завели на вахту и сказали снять с себя всю одежду, а потом вызывали по одному с улицы. [Пока все стояли на улице раздетыми], сотрудники били нас дубинками и спрашивали, есть ли запрещенные предметы. Одного моего знакомого окунули головой в унитаз за то, что у него нашли две сигареты […]», — вспоминает заключенный Алексей Дибров. На тот момент ему было 16 лет.

Иллюстрация: Аня Леонова / «Медиазона»

Осужденный Алексей Переванов рассказывает, что по приезде его вместе с другим этапированным заставили идти для обыска к вахте гусиным шагом, в то время как на спины подростков сыпались удары дубинок. При обыске один из сотрудников нашел у второго подростка лист бумаги, на котором был нарисован паук — распространенный в криминальной среде символ — и фотографию, на которой молодой человек вместе со своим приятелем позировал на фоне надписи А.У.Е (арестантский уклад един). Решив, что таким образом молодой человек выражает свою приверженность воровской субкультуре, надзиратель заставил его съесть оба изображения.

Похожим образом надзиратели поступили с 16-летним Михаилом Абравушевым — у него при обыске после этапа нашли спички и стихи, которые, по словам молодого человека, были «не о тюрьме». И то, и другое, надзиратели заставили съесть, предварительно окунув Абравушева в унитаз.

Распорядок

Как и во «взрослых» колониях, надзиратели Можайской воспитательной наказывали заключенных за мелкие нарушения устава не только наложением взысканий, которые становятся затем преградой на пути к УДО, но и физическим насилием. Судя по заявлениям подростков, главным приверженцем телесных наказаний за неопрятный внешний вид был дежурный помощник начальника колонии (ДПНК) майор Владимир Байков. Чаще всего он бил ребят, забывших или не захотевших надевать на построение перчатки — об этом рассказали пятеро осужденных.

«ДПНК Байков бил меня дубинкой по телу за то, что я вывелся в промзону в зеленой одежде. Неделю-две спустя он же опять избил меня и еще несколько человек за то, что мы не одели перчатки. А одного из тех, кто забыл перчатки, другой сотрудник по распоряжению Байкова заставил ходить на корточках вокруг отряда и смеялся над ним», — пишет осужденный Сергей Галанин. «Любая расстегнутая пуговица, или даже оторванная бирка — это сразу избиение резиновой дубинкой», — подтверждает его слова осужденный Николай Лыков.

Другой воспитанник уточняет, что зачастую, решая, сколько ударов дубинкой заслужил осужденный, ДПНК смотрел на календарь: у этого молодого человека оторванную пуговицу заметили 23 февраля, из-за чего ему пришлось вынести 23 удара. Почти все пострадавшие от рук Байкова подростки говорят, что чаще всего он бил дубинкой в область таза — вероятно, чтобы следы побоев было труднее заметить. При этом помощник начальника колонии не делал скидок даже в тех случаях, когда воспитанники допускали мелкие нарушения по не зависящим от них обстоятельствам. Так, 15-летний подросток Борис Алферов вспоминает: «Я одевал ремень, где не было дырочек для моего обхвата талии, и ремень сваливался с меня. Я спросил: "Как его одеть?". За это мне порвали ремень и избили дубинками».

Такими же методами, по словам заключенных, карались и отступления от принятой формы в общении воспитанников с персоналом — например, при докладе дежурного по комнате перед проверяющим. «Когда я сидел на карантине, к нам в комнату зашел Николай Николаевич, у нас там были дежурные по комнате, а тогда дежурным был мой сосед по комнате. Когда он зашел к нам, то мой сосед ошибся в докладе, а Николай Николаевич взял со шкафа железную палку и заставил его отжиматься. [Когда] он отжимался, Николай Иванович бил его этой палкой», — пишет осужденный Алексей Переванов.

«Мы читали книги и делали вешалки, и не заметили прихода ДПНК и не встали со стула. Вечером он вызвал меня и еще двоих из комнаты и избил резиновой дубинкой. И в тот же день помощник ДПНК, Николай Николаевич, избил меня и нанес несколько ударов ногой в область паха за то, что я сбился, сдавая доклад», — вспоминает подросток Игнат Назаров.

Стихи

Десять воспитанников колонии в своих заявлениях вспоминают сотрудника дежурной части, запомнившегося подросткам своими экстравагантным педагогическим методом. «Денис Сергеевич Давыдов любит бить нас по половым органам и заставляет учить свои любимые стихи, а если не выучишь до определенного времени — то будет плохо», — рассказывает Алексей Переванов.

Судя по заявлениям, с такой практикой воспитанники сталкивались сразу при поступлении в колонию, еще на карантине. Любимым стихотворением Давыдова было посвящение Пушкина его полному тезке, поэту и командиру партизанского отряда в Отечественной войне 1812 года: «Певец-гусар, ты пел биваки, раздолье ухарских пиров и грозную потеху драки, и завитки своих усов».

Иллюстрация: Аня Леонова / «Медиазона»

«После этапа, когда мы были в карантине, к нам пришел Давыдов Денис Сергеевич, открыл комнату и зашел, а мой подельник не успел с ним поздороваться и сдать доклад. Давыдову это не понравилось, и он начал применять физическую силу. Применил дубинку, ругался бранью, а после того, как избил, он дал стих Пушкина "Денис Давыдов" и сказал через пять часов выучить. Я не успел, и он несколько раз ударил меня ногой в пах», — пишет подросток Алиман Наримов.

«В карантин пришел Денис Сергеевич и дал мне учить стих, дал время с обеда до ужина. Я этот стих ему рассказал, а вот [Кривов Даниил] не смог рассказать, и он сначала получил дубинкой, а потом долго приседал и отжимался», — вторит ему осужденный Ислам Нурсаилов.

Как следует из заявлений, когда у Дениса Давыдова не хватало времени проверить, все ли воспитанники выучили стихотворение, он просил помощи у своего коллеги Николая Николаевича, имя которого упоминается в девяти заявлениях из 23. Судя по всему, его фамилия — Сазонов. « Я его не смог выучить стих, и позже ко мне пришел Николай Николаевич. Он вызвал меня, я подошел, и он меня завел в душевую, сказал мне матерными словами и ударил меня по лицу, в бок и еще раз по лицу. Разбил губу», — рассказывает Даниил Кривов.

Храм

Согласно отчету о посещении ОНК, четверо подростков, содержащихся теперь в СИЗО, назвали в качестве одной из причин бунта препятствия к посещению храма — это было еще одной формой наказания за мелкие провинности. Двое подростков в своих заявлениях вспоминают об этом подробнее.

16-летний Николай Алянушев пишет, что при построении перед ужином надзиратель Владимир Николаевич заметил оторванную пуговицу на его одежде и сказал, что ее нужно пришить. Выполнив это указание, Алянушев поужинал, а затем пошел в храм. «Я помолился, только вышел из храма, и меня опять позвали [к Владимиру Николаевичу]. Владимир Николаевич спросил, почему я не пришел к нему и не показал пришитую пуговицу. Я ему ответил, что он мне не говорил приходить, и сказал, что я был в храме. После чего он взял дубинку и сказал: "[Раз был в храме], пошли, я тебя покрещу" и ударил по телу пять раз», — пишет подросток.

Он же жалуется на то, что сотрудники колонии постоянно мешают посещению храма — так, воспитатель Михаил Шумилин, утверждает Алянушев, неоднократно врывался в храм во время службы, «начинал хлопать дверям», «всех поправлять», «что-то говорить», а затем выгонял прихожан из помещения, сдабривая свою речь нецензурной бранью.

Воспитанник Андрей Дубышкин называет имена двоих инспекторов, которые, по его словам, уделяли особое внимание тем своим подопечным, которые регулярно посещали храм.

«Инспектора Сергей Николаевич и Андрей Сергеевич [в случае провинности] нецензурно нас оскорбляли, задевали за семью, за веру, а ребят, которые находились под их присмотром, не отпускали периодически в храм. Если же отпускали, то давали 10-15 минут, чтобы помолиться, и говорили, что если вы будете дольше, получите дубинками. [Над теми, кто не успевал], издевались — пинали как собак, ставили на колени, давали блин килограммов в двадцать и заставляли с блином в руках стоять или ходить с ним. Выкидывали из выдвижной дверцы тумбочки иконы, молитвословы — мол, они там не должны лежать».

Развлечения

Как следует из заявлений подростков, воспитанники колонии нередко становились жертвами насилия со стороны надзирателей безо всякой причины. «[Иван Геннадьевич] регулярно бил меня ладонями по лицу и приговаривал: "Как дела, Ванюша?"», — утверждает 16-летний Иван Кучин.

Иллюстрация: Аня Леонова / «Медиазона»

Другой подросток, Даниил Лыков, вспоминает о подобном поведении сотрудника Николая Кравченко. «[Когда] к нему подходишь за чем-нибудь, например, за скотчем, он отвечает: "Обмотай себе скотч на член и резко дерни!". И ржет сидит. Или у него спрашиваешь что-то, что нужно по работе, а он, если у него нет настроения, может ударить с ноги. Или начать размахивать перед лицом ножницами и говорить, что отрежет половой орган».

Иногда избиения носили «игровой» характер. Четверо подростков в своих заявлениях вспоминают, как они, находясь в игровой комнате, играли в «камень-ножницы-бумага» на щелбаны. Сотрудник Денис Сергеевич, увидев это, предложил осужденным продолжить игру, немного изменив правила — теперь вместо щелбанов каждый проигравший получал от надзирателя резиновой дубинкой по голове. Те же воспитанники вспоминают, что на следующий день после этого инцидента они в том же составе сидели, «ничего не делали и спокойно рассказывали приколы, смеялись», когда в комнату вдруг вошел сотрудник Николай Николаевич, взял из шкафа железную вешалку, вывел ребят в коридор и избил их, никак не объясняя свой поступок.

Почти все воспитанники говорят, что отказ от выполнения той или иной работы, например, мытья полов, обязательно влечет за собой насилие со стороны надзирателей. Однако, вероятно, что в колонии каралось вообще любое несогласие с надзирателем — так, подросток Максим Менделевич был жестоко наказан за то, что не захотел пить компот.

«В ответ на это инспектор Давыдов сказал, что нет, пей. После обеда нас завели в комнату, и спустя полчаса пришел этот же инспектор и сказал мне, чтобы я прошел с ним. Я вышел из комнаты и пошел за ним. Когда мы зашли под лестницу, Давыдов ударил меня ногой в спину. После этого я упал, и меня Давыдов начал бить. После всего этого меня отвели в дежурную часть и поставили на час на «Звездочку» (по предположению руководителя социальной сети «Гулагу.Нет» Владимира Осечкина, имеется ввиду распространенная пытка — «руки наискосок, влево и вправо, а при попытке поправить руку или ногу — мощный удар» — МЗ). Потом мне принесли этот же компот и сказали, что туда уже наплевали, и заставили это пить. Потом Давыдов отвел меня в комнату для сотрудников, достал железную палку и начал бить», — писал он.