Поезд идет на восток. История срочника, оказавшегося в коме через неделю после призыва
Статья
8 июня 2017, 9:38

Поезд идет на восток. История срочника, оказавшегося в коме через неделю после призыва

Фото: Дмитрий Феоктистов / ТАСС

Правозащитники пытаются выяснить, при каких обстоятельствах выпал из поезда 19-летний призывник из Казани, который вместе с другими новобранцами направлялся на Дальний Восток к месту службы — мать солдата, которой он звонил в дороге, говорит, что голос сына звучал день ото дня все более подавленно; сам он находится в коме в читинском госпитале.

30 мая 19-летний казанец Антон Ефремов (имя и фамилия изменены по просьбе родных пострадавшего) ушел в армию. Его мать Елена рассказывает, что молодой человек хотел попасть в осенний призыв, но тогда его не взяли из-за дефицита массы тела. Хотя спустя полгода вес не прибавился, Ефремова все же отправили служить. «Если на осеннем призыве говорили, что у него дистрофия, то на весеннем сказали, что просто подозрение на гастрит, но это у каждого второго бывает, поэтому пусть идет. И он пошел, да и я ему говорила: "Армия делает из мальчишек мужиков. Вернешься повзрослевший, поумневший"», — вспоминает она.

Елена купила сыну новые берцы, собрала его в дорогу и отправила на вокзал. Уже там выяснилось, что служить Антон будет где-то на Дальнем Востоке. Из Казани поезд с новобранцами доехал до Петербурга, там команда в сопровождении прапорщика подобрала еще новобранцев и пересела на другой поезд — как оказалось, в Уссурийск. «Я еще ему сказала — Антон, радуйся, города хоть посмотришь по пути», — вспоминает мать.

4 июня домой к Елене пришел мужчина из военного комиссариата Московского и Кировского района Казани. Он сказал, что Антон спрыгнул с поезда под Читой и находится в коме.

Дорога

В разговоре с сотрудником военкомата Елена сказала, что не верит в версию о попытке суицида. «Он был не забитый, я даже представить не могу, как его нужно заклевать, чтобы он такое сделал. Это просто невозможно. У него все нормально с психикой, отлично. Мы ходили к наркологу, к психологу. Психолог дал справку, что он у меня не суицидник, он вены никогда не резал, прыгнуть никуда не пытался. Встречался с девушкой долго, разошлись, у него был стресс — но у него и в мыслях не было что-то с собой сделать, он все мужественно перенес, а ведь мог броситься откуда-то. А здесь тогда почему он это сделал?» — задается вопросом она.

По словам матери, после призыва Антон ежедневно звонил ей. На следующий день после отъезда он рассказал о странной шутке прапорщика на вокзале в Казани: тот якобы заметил, какие у юноши красивые сапоги, и сказал, что скоро их «конфискует». В разговоре с матерью срочник предположил, что это была шутка старшего по званию.

После пересадки на поезд до Уссурийска новобранцу разрешалось звонить матери лишь один раз в день. Из раза в раз его голос звучал все более странно, говорит Елена. «Когда он брал телефон, то было понятно, что он выбегал разговаривать в тамбур со мной, то есть не разговаривал при сослуживцах. И постоянно переводил тему, например, невпопад спрашивал: "А как у вас дела?" — вспоминает мать. — На вопрос, общается ли он с мальчиками, он первое время говорил, что все нормально, а потом вдруг сказал, что они с ним перестали общаться, а почему — не знает. Я говорю: "Ну, тот мальчик, который был с тобой здесь в военкомате, и с тобой кровь сдавал, он же с тобой общается? — И он перестал со мной общаться". Он не объяснял, почему это произошло. А один раз, когда звонил, сказал: "Мам, я тебе потом все объясню. Уши, уши…". Кто-то, видимо, подслушивал его в коридоре, я не знаю».

Из разговора с сыном 3 июня, говорит Елена, она поняла, что с ним происходит что-то страшное. «Как будто другой человек, как будто действительно его там, ну, заклевывают. Я спрашиваю: "Что, опять с тобой никто не общается? — Нет". И он уже таким тоном говорит… Как будто хочет заплакать, но не может. Потом, позже еще, рассказал: "Мальчишки с прапором шептались, что-то про меня говорили". Я говорю: "Ну ладно тебе, просто что-то обсуждали. —Нет, мам. Я слышал, как сказали: один тут лишний". Я говорю: "Ну как лишний? Вас привезут туда, распределят. Куда-то в гарнизон, или как там называется, да не будешь ты лишним!". Он говорит: "Нет, мам". Видимо, правда что-то слышал, что они про него говорили. Он был в очень подавленном состоянии», — утверждает мать Антона.

Кома

На следующий день после визита человека из военкомата мать срочника обратилась в общественную организацию родителей призывников Татарстана «За сыновей», председатель которой Герман Алеткин, в свою очередь, рассказал о ситуации ответственному секретарю Союза комитетов солдатских матерей Валентине Мельниковой. Правозащитница связалась с Главной военной прокуратурой, где подтвердили, что Антон действительно находится в нейрохирургическом отделении 321-го госпиталя в Чите.

Вечером 5 июня врач госпиталя рассказал матери Антона о его травмах. По словам медика, у молодого человека сломаны ребра с левой стороны, челюсти, пятки, есть черепно-мозговая травма, и, вероятно, пробито легкое. «Там все переломано, все! Причем именно те места, которые были бы повреждены, если бы его били — с левой стороны, потому что с правой руки били. Сначала говорили, что внутренние органы не повреждены, теперь вот оказалось, что легкое тоже повреждено. Сейчас они говорят, что с позвоночником все порядке, но кто знает, вдруг и с ним в итоге что-то не так окажется?» — волнуется Елена.

Сейчас проверку по факту получения Ефремовым травм проводит следственный отдел по Читинскому гарнизону. По какой статье будет возбуждено дело, пока неясно. Алеткин предполагает, что возможны три варианта развития событий: либо следователи квалифицируют произошедшее как доведение до самоубийства (статья 110 УК), либо как покушение на убийство (статья 30, статья 105 УК), либо как самовольное оставление части (статья 337 УК).

Сам Алеткин склоняется к мысли, что новобранца выбросили с поезда. «Сам характер травмы — это обычно бывает, когда человека выбрасывают, или когда выпадает. Когда сам спрыгивает, обычно ломаются нижние конечности, и редко когда страдает голова все же», — говорит правозащитник. Такого же мнения придерживается и Мельникова. «По травмам, это мое мнение экспертное, я могу судить, что его выбросили из вагона, потому что когда люди прыгают, у нас одно время была эпидемия — якобы ребята выбрасывались из окон — травмы совсем другие, это как правило поломанные руки, поломанные ноги. Тут скорее всего его выбросили», — рассуждает она.

Как именно Антон оказался на насыпи у путей, Елене до сих пор неизвестно. «Если он прыгнул в поезде, то почему там оказалась открыта дверь? Там же военные, они должны стоять как-то в тамбуре, охранять. Если нет военных, то двери должны быть закрыты. Как так получилось, что открыта дверь была? А если дверь была закрыта, то что, они его в окно выбросили, что ли?» — недоумевает мать новобранца.

Уже в субботу Елена и ее муж отправятся в Читу, чтобы навестить сына. После падения он находился в медикаментозной коме, однако сейчас периодически приходит в сознание. Вместе с родителями молодого человека намерена посетить и адвокат Алана Семигузова, которая будет представлять интересы потерпевшей стороны по инициативе правозащитной организации «Зона права».

Как объясняет Алеткин, ситуация осложняется тем, что после того, как Антона забрали в больницу, поезд с остальными новобранцами отправился дальше. «Пока понятно лишь, что часть, в которую они ехали — это Уссурийск. Но, возможно, что Уссурийск — это конечная точка эшелона, а солдат раскидают еще фиг знает куда. То есть непонятно, где будут его сопровождающие, где будет этот прапорщик, а их всех ведь тоже нужно опросить. Как правило, такие эшелоны — это сборная солянка. В одном только Уссурийске около десятка расположений — начиная от десантно-штурмовой [бригады] и заканчивая базой хранения автотехники. Поэтому очень часто призывники у меня спрашивают — у меня команда, а куда я поеду? Но невозможно сказать. Очень часто заканчивается тем, что призывники прибывают на перевалочный пункт, откуда их перебрасывают по частям. Пока этот вопрос тоже не ясен, этот вопрос надо будет выяснить через адвоката», — говорит он.