Отрадные события. Как деловая встреча в метро обернулась для молодой москвички 8 годами общего режима

В просторном коридоре Бутырского суда Москвы непривычно шумно — перед одним из залов столпились около 20 человек. Молодой фотограф пытается настроить камеру, а его коллега – получить у судьи разрешение на съемку. Большинство в толпе — женщины с усталыми лицами. «А у моей скоро апелляция, вряд ли, конечно, поможет. — Я этого прокурора уже видеть не могу! — Ничего, образуется скоро все», — слышны обрывки их разговоров. На некоторых можно заметить однотипные бейджики: номер уголовного дела, приговор, название суда.

Хотя о том, что обвиняемая доставлена, секретарь судьи объявила еще полтора часа назад, среди собравшихся упорно ходит слух о том, что это не так.

— Они что, специально так делают? – спрашивает одна из женщин.

— Конечно, специально! – со знанием дела отвечает суетливый лысый мужчина, до этого объяснявший прокурору, куда ему нужно встать, чтобы попасть в кадр.

В зале почти нет мест. «И это ведь еще не все пришли!» — восклицает одна из женщин. Подсудимая — девушка с длинными черными волосами — пытается что-то сказать единственному, кроме фотографа, молодому человеку в зале. Полтора года назад он был уверен, что не увидит ее еще больше 10 лет.

Израиль. Бизнес. Любовь

Большую часть жизни Евгения Шестаева провела в Израиле, где даже успела отслужить в армии кинологом. В России она бывала наездами, но когда мать заболела и перенесла тяжелую операцию, решила вернуться навсегда. В апреле 2014 года 26-летняя Евгения, посоветовавшись с матерью, позвонила давней подруге семьи. «Ольга Львовна, вот у вас магазин, а я сижу дома и занимаюсь переводами с иврита. Я хотела бы стать вашим компаньоном», — цитировала ее позже в протоколе допроса владелица магазина нижнего белья «Диманж» Ольга Булдакова.

Шестаевы познакомились с Булдаковой около 15 лет назад, когда Евгения еще училась в школе. «Это был бизнес моей подруги, которая предлагала и мне в него вступить, но из-за болезни я сказала, что я не могу работать. Она предложила тогда научить Женю. Жене понравилось — красивое женское белье, почему бы и нет. Женя вложила туда свои деньги — до этого она уже вкладывала в товар, а потом решила стать полноправным компаньоном. Постепенно Ольга ее учила, как правильно войти в бизнес, знакомила с поставщиками и так далее», — вспоминает мать Евгении Светлана Шестаева.

Проработав с магазином Булдаковой полгода, девушка поняла, что для развития бизнеса ей нужен сайт, на котором был бы представлен ассортимент магазина. На текстильной выставке в «Крокус ЭКСПО», говорит ее мать, девушка познакомилась с 36-летним Русланом Хангишиевым. Его расценки на создание сайтов на фоне конкурентов показались привлекательными — за всю работу он попросил около 90 тысяч рублей. Булдакова сказала Евгении, что ничего не понимает в интернете, поэтому вся ответственность за разработку легла на девушку. Хангишиев, говорит она, несколько раз приезжал в магазин, фотографировал ассортимент, смотрел выкладку товара и изучал график скидок и акций. Согласно протоколу допроса, видела молодого человека в магазине и сама Булдакова.

Тогда же Евгения познакомилась со своим будущим возлюбленным. Отношения развивались быстро; вскоре пара решила сыграть свадьбу и завести детей. Перед этим, говорит ее мать, Евгения улетела в Израиль к своему лечащему врачу, у которого обследовалась в течение нескольких недель. Вернувшись в ночь на 15 июля 2015 года, она поехала в офис поставщика товара, чтобы принять новую партию. По словам Светланы, тогда же ей позвонил Хангишиев и предложил встретиться: девушка должна была показать ему накладные на новый товар, а он — передать ей номер своего счета, чтобы отправить на него деньги за сайт. Шел сильный дождь, и Евгения перенесла встречу на следующее утро.

Проснувшись, девушка поехала в школу английского языка Speak Up в районе метро «Добрынинская», а перед тем, как поехать на фирму на «Савеловской» за купленным накануне товаром, позвонила Хангишиеву, вспоминает Светлана. Он предложил встретиться в центре зала в «Отрадном», поскольку жил неподалеку от этой станции. Молодые люди присели на лавочку, когда к ним подошли полицейские и попросили проследовать в отдел. Поскольку Евгения перестала брать трубку, родственники подняли тревогу, говорит ее мать.

18 июля она не вернулась домой, из-за чего ее тетя и друг подали заявление о пропаже девушки. Светлана в это время находилась за границей. Поскольку вернуться из-за очередной операции мать не смогла, поиски дочери она координировала по телефону. В ночь на 19 июля ей позвонили соседи по подмосковной квартире, которую Шестаевы сдавали, и рассказали, что полицейские хотели провести в ней обыск. Оперативники оставили соседям номер телефона. Взявший трубку полицейский на вопрос, действительно ли дочь Светланы задержана, ответил: «Да, все очень плохо. Приезжайте». Женщина попыталась объяснить, что не сможет появиться в Москве в ближайшее время, однако оперативник ответил, что это ее проблемы. После этого разговора мать наняла адвоката, который и нашел Евгению — с пяти утра 19 июля девушка находилась в СИЗО.

Евгения. Марина. Оксана

Согласно протоколу допроса полицейского Антонова — одного из тех, кто подошел к Шестаевой и Хангишиеву на станции «Отрадное» — в тот день он «участвовал в мероприятиях, проводимых сыском, направленных на выявление и задержания лиц, занимающихся незаконным оборотом наркотиков в московском метрополитене». В этот день, отвечал Антонов на вопрос следователя, он вместе с коллегами Пивцовым и Башлаковым обратил внимание на подозрительную пару, сидящую на лавочке: мужчина якобы передал девушке деньги, а та, пересчитав их, якобы убрала к себе в сумку, после чего мужчина передал девушке кошелек, та взяла его и положила внутрь пакетик, чтобы отдать вместе с кошельком мужчине. В комнате полиции, говорил Антонов, задержанным устроили «развед-опрос», в ходе которого оба «терялись, давая показания, а именно по поводу их знакомства и переданного между ними пакетика и денег».

Скришоты с видеозаписи, фигурирующей в уголовном деле. Фото из материалов дела

Затем полицейские вызвали инспектора 8-го отдела полиции УВД на метрополитене для проведения личного досмотра. При досмотре в присутствии понятых, говорил Антонов, у Хангишиева из мужской кожаной сумки был изъят кошелек, в котором лежал пакет с веществом растительного происхождения, а у Шестаевой — бумажный конверт, в котором находились два похожих свертка. По словам полицейского, мужчина пояснил, что в свертке был «спайс», который он купил для личного употребления, а Шестаева «сделала вид, что совсем не знает, что находится в данных пакетах, и что якобы ее попросила передать ее знакомая данные пакетики».

Хотя полицейские не отрицают, что Шестаева и Хангишиев были задержаны в полдень, первый процессуальный документ в деле появился только более чем четыре часа спустя — это протокол досмотра сумки Шестаевой, в которой, помимо телефона, банковских карт, документов и 3 970 рублей купюрами и монетами разного достоинства был обнаружен «бумажный конверт с находящимися в нем двумя полиэтиленовыми пакетами». Согласно этому документу, по факту изъятия досматриваемая пояснила, что все вещи, кроме бумажного конверта с находящимися внутри полиэтиленовыми пакетами, принадлежат ей.

Протокол допроса Шестаевой в качестве подозреваемой датирован 01:15 18 июля. Как следует из документа, старший следователь УВД на метрополитене Кончакова провела его в отсутствие адвоката, а сама Шестаева отказалась подписывать бумагу и отвечать на вопросы. Еще один документ, протокол допроса в качестве обвиняемой, был составлен в 14:10 — то есть спустя более, чем сутки после задержания — в помещении следственного управления УВД на метрополитене уже в присутствии адвоката по назначению Юрия Миронова. В нем Шестаева не признает себя виновной по пункту «г» части 4 статьи 228.1 УК (незаконный сбыт наркотических средств в крупном размере) и отказывается подписывать бумагу. Тем не менее, в набранном на компьютере документе есть показания, якобы данные задержанной.

Согласно этим показаниям, три дня назад девушка находилась на своем рабочем месте в магазине, когда к ней зашла постоянная клиентка «Марина». В ходе разговора Шестаева спросила, нет ли у «Марины» знакомых компьютерщиков, которые могли бы «оказать помощь в развитии компьютерной программы». «Марина» ответила, что может помочь и «если найдет кого, сообщит мне, и попросила на складе подобрать ей купальник». «После этого "Марина" попросила оказать ей помощь — передать пакет молодому человеку, также сказала, что его я могу спросить по поводу программы. После чего спросила меня, когда мне будет удобно передать пакет. [17-го июля я встретилась с "Мариной" на станции метро "Добрынинская"], она передала мне закрытый бумажный конверт и сказала, чтобы я отвезла его на станцию метро "Отрадное", где в центре зала меня будет ждать молодой человек в кепке. [На станции "Отрадное" я встретила молодого человека в кепке], подошла к нему и сказала: "Вам просили передать", протягивая конверт. Он взял конверт и передал мне деньги, но я отказалась их брать, так как сказала, что мне ничего не говорили о деньгах, и засунула ему их в портмоне, которое он мне также передал, после чего портмоне вернула ему. В этот момент к нам подошли сотрудники полиции», — говорится в документе.

Как следует из материалов дела, сразу после допроса в качестве обвиняемой следователь провела очную ставку между Хангишиевым и Шестаевой. Она шла с 14:50 до 15:20. Согласно протоколу, отвечая на вопрос следователя, Хангишиев рассказал, что утром 15 июля он позвонил по найденному в интернете номеру, записанному в его телефоне как «Оксана», и попросил привезти ему один грамм курительной смеси Mix. Встреча была назначена на станции «Боровицкая» . Там он отдал «Оксане» 1 600 рублей, а та ему — грамм смеси. Утром 17 июля он вновь набрал номер «Оксаны» с той же просьбой. На этот раз встреча была назначена на станции «Отрадное» через 30 минут после звонка.

«Примерно в 12:00 я пришел на указанную станцию и в ожидании "Оксаны" присел на скамейку, расположенную в центре платформы. Через некоторое время ко мне подошла «Оксана» и присела рядом. Я достал из кармана надетых на мне брюк деньги в сумме 1 500 рублей купюрами различного достоинства и передал их «Оксане». Она, пересчитав деньги, сообщила мне, что не хватает сто рублей. Я вытащил из кармана портмоне и достал недостающую сумму. «Оксана» взяла у меня из рук портмоне и положила туда полимерный пакетик, как я понял с веществом "MIX", которое я заказывал, после чего портмоне передала мне обратно. Я убрал его в карман, в этот момент к нам подошли полицейские. [Когда я находился в комнате полиции], я узнал, что «Оксану» на самом деле зовут Шестаева Евгения Юрьевна», — говорится в документе. Шестаева отвечать на вопросы отказалась, сославшись на 51-ю статью Конституции.

Поздно вечером 18 июля Черемушкинский районный суд с участием адвоката Миронова удовлетворил ходатайство следователя об избрании Шестаевой меры пресечения в виде заключения под стражу по обвинению в сбыте наркотиков в крупном размере. Согласно постановлению, днем ранее девушка перевезла 4,8 грамма «спайса» до станции «Отрадное», где продала часть из них — 0,9 грамма — Хангишиеву за 1 600 рублей.

Сумка. Коридор. Досмотры

Через две недели после задержания Шестаева заявила ходатайство о дополнительном допросе. Оно было удовлетворено 13 августа. В ходе допроса девушка рассказала, что встретилась с Хангишиевым для того, чтобы передать ему накладную с перечнем товаров для сайта магазина нижнего белья, взять его банковские реквизиты и бегло обсудить вопрос о продвижении торговли в интернете. После задержания, утверждала она, Хангишиева завели в комнату полиции, а саму Шестаеву оставили в коридоре.

«Сразу после этого в коридор зашла женщина в форме сотрудника полиции, брюнетка, она меня досмотрела — ощупала, попросила выложить содержимое сумки на стол, приподнять одежду, оттянуть брюки и трусы. Я по ее требованию раскрыла всю косметику и документы, смету на закупку товара из магазина, где я работаю. Она осмотрела мою сумку, в тот момент ни у меня, ни в моей сумке не было никаких конвертов или предметов, похожих на конверт», — говорила девушка следователю. После досмотра брюнетка в форме попросила убрать содержимое сумки обратно и пригласила в коридор оперативников, а сама ушла, утверждала она.

Фрагмент экспертизы вещества, фигурирующего в деле. Фото: из материалов дела

Один из них якобы сказал, чтобы Шестаева села на стул и добавил, что у Хангишиева нашли спайс. Когда задержанная ответила, что даже не знает, что это такое, оперативник стал рассказывать ей о наркотике. В это время у Шестаевой зазвонил телефон. «Я попросила у оперативника дать мне возможность поговорить, так как звонят с работы, где меня ждут, через некоторое время он разрешил мне поговорить по телефону по громкой связи. Мне звонила Ольга — продавец из магазина, я ей сказала, что задерживаюсь, но скоро буду. Сотрудник уголовного розыска после моего разговора по телефону, который я положила в сумку, попросил, чтобы я отставила сумку к двери комнаты полиции. Я это сделала», — рассказывала она.

Затем Шестаева попросила отвести ее в туалет, однако оперативник ответил, что для этого нужен сотрудник женского пола. Примерно полтора часа Евгения провела в коридоре, только после этого там появилась еще одна женщина-полицейский, блондинка. Задержанная повторила свою просьбу, но ей ответили, что в туалет ее отведут только после досмотра в присутствии понятых. В течение еще одного часа Шестаева наблюдала за тем, как оперативники и полицейские ходят из комнаты в комнату, о чем-то переговариваясь друг с другом.

В какой-то момент блондинка в присутствии оперативников сказала, что ей показалось, будто за ящиком, висящим на стене в коридоре, что-то лежит, утверждала Шестаева. В следующую секунду в помещении якобы появились двое мужчин в гражданском, на правой руке у каждого было по белой перчатке. Один из них, говорила Шестаева, достал из-за ящика бумажный конверт, а другой приоткрыл ее сумку, после чего первый вложил конверт внутрь. Затем оперативники пригласили женщин-понятых, вывели Хангишиева из комнаты и завели туда Шестаеву, заставив ее взять с собой сумку. «Женщина-сотрудник полиции попросила меня выложить из сумки содержимое на стол и мне раздеться догола. Я выложила все на стол, разделась, после осмотра оделась, женщина-сотрудник и полицейский отвели меня в туалет. Мои вещи остались на столе. После того, как я сходила в туалет, я вновь зашла в комнату полиции. Меня посадили за оградительный барьер, туда же села сотрудница. В комнате были понятые и сотрудники уголовного розыска. Когда стали описывать конверт, я заявила, что конверт мне подложили, но сотрудник уголовного розыска возразил и сказал, что конверт в присутствии понятых был обнаружен у меня в сумке. Затем я где-то расписалась, не читая», — утверждала Шестаева.

Мать Шестаевой обращает внимание на то, что все время с момента задержания и до водворения в СИЗО Евгения находилась в помещении 8-го отдела полиции метрополитена, хотя по закону после допроса должна была отправиться в ИВС. При этом в уголовном деле есть бумага о направлении обвиняемой во временный изолятор, хотя на деле из отделения ее отвезли в суд, а затем — в СИЗО (это подтверждается соответствующей справкой). По ее словам, именно этим и объясняется протокол, в котором рассказывается о «Марине»: «После досмотра она сидела там, без еды и воды, прикованная наручниками, в какой-то момент оперативник ей сказал, мол, подпиши, и тогда отпустим. Конечно, этого не случилось».

Как объясняет Светлана, чтобы их действия выглядели законными — ведь с момента задержания Евгении до приезда следователя прошло 13 с лишним часов — полицейские спустя полтора месяца, то есть задним числом, оформили в отношении девушки протокол об административном правонарушении. Согласно ему, Шестаева была задержана, поскольку в 12:00 17 июля находилась на платформе «Отрадное» «в состоянии опьянения, оскорбляющем человеческое достоинство и общественную нравственность». За это ее оштрафовали на 500 рублей. Протокол медицинского освидетельствования был составлен на следующий день, а заключение по нему якобы выносилось 26 июля, в воскресенье. В нем говорится, что девушка не находилась в состоянии алкогольного опьянения, однако в ее крови были обнаружены следы каннабиноидов. При этом мать девушки продемонстрировала «Медиазоне» медицинские документы, согласно которым Евгения является донором с 2008 года и регулярно сдает кровь — как в Израиле, так и в России. Ранее следы употребления наркотиков в ее организме не обнаруживались.

«То есть они ее проверили на алкоголь, она расписалась, что ознакомилась, что в крови алкоголя нет, и потом они вписали каннабиноиды внутрь этого акта, и дописали, что она ознакомилась с этим заключением в день его оформления, то есть 26 июля. Но произойти этого не могло, потому что 26 июля 2015 года — это воскресенье, а она на тот момент уже находилась в СИЗО. Они провернули это действие, потому что на тот момент еще не знали, кого делать покупателем, а кого — продавцом», — считает Светлана. «На самом-то деле понятно, что все [содержимое свертков] было у Хангишиева. Он и не отрицает, что употребляет на протяжении трех лет, он это говорил и в более поздних протоколах допроса, и в суде. Но они разделили этот вес, и сделали идеальное преступление, идеальное раскрытие особо тяжкого и тяжкого преступления — и приобретение и сбыт гораздо лучше, чем только хранение», — уверена она.

Обвинение. Свидетели. Приговоры

Обвинительное заключение по делу Шестаевой было готово уже 5 октября 2015 года. В окончательном варианте следователь Кончакова вменила ей и сбыт 0,9 грамма «спайса» Хангишиеву, и покушение на сбыт 3,9 грамма «неопределенному кругу лиц». Доказывая вину Евгении, следователь сослалась на показания Хангишиева, оперативников и понятых. Каких-либо других доказательств, например, исследования на наличие следов Шестаевой на конверте или находившихся в нем пакетиках, в деле нет. На имеющихся в обвинительном заключении скриншотах с камеры наружного наблюдения на станции метро «Отрадное» видно лишь, как Хангишиев и Шестаева в сопровождении полицейских идут по платформе — предполагаемый момент передачи наркотика на видео запечатлен не был.

Говоря о показаниях Шестаевой, данных ей в ходе дополнительного допроса, следователь называет их «надуманными, лживыми, данными с целью избежать уголовной ответственности за содеянное» и добавляет, что Евгения «неоднократно в течение следствия противоречила сама себе, пытаясь таким образом ввести следствие в заблуждение», хотя «ее показания полностью опровергаются показаниями Хангишиева, сотрудников полиции, производившими задержание и проводившими досмотр последней».

Через неделю после того, как обвинительное заключение было передано в прокуратуру, Бутырский районный суд Москвы вынес приговор Хангишиеву, признав его виновным в незаконном приобретении и хранении без цели сбыта наркотических средств в крупном размере. (часть 2 статьи 228 УК). Дело рассматривалось в особом порядке, мужчине дали два с половиной года лишения свободы условно. Имя Шестаевой как сбытчицы, якобы продавшей Хангишиеву наркотик, в приговоре не упоминается.

В ходе рассмотрения дела Шестаевой в Бутырском районном суде адвокаты просили исключить как недопустимое доказательство протокол медосвидетельствования, в котором говорилось об употреблении каннабиноидов, протокол личного досмотра, составленный спустя четыре часа после задержания, и протоколы допроса в качестве подозреваемой и обвиняемой, однако судья Сергей Лисовицкий каждый раз выносил отказ.

Если верить протоколам допросов понятых, все они были немногословны и давали показания, идентичные друг другу вплоть до опечаток. Однако, как следует из протоколов заседаний, в Бутырском суде понятые стали более разговорчивы. Например, один из них вспомнил, как сидевшая в коридоре Шестаева спрашивала: «Где моя сумка?»; другой не признал свою подпись под протоколом. Эти обстоятельства попыталась прояснить следователь Кончакова, вызванная в суд — она рассказала, что понятые допрашивались «очень подробно», а протоколы идентичны, поскольку они, «по сути, дали одни и те же показания». Получила шанс задать свои вопросы и подсудимая.

— [В ходе ночного допроса в качестве подозреваемой] я отказалась давать показания, [поскольку у меня не было защитника], попросила связаться с моими родственниками, поскольку задержана я была в 12:00 17-го числа, а допрос проводился в 01:00 18-го числа. Согласно нормам УПК, вы должны были связаться с родственниками в течение 12 часов после задержания, я просила связаться с ними для возможности нанять защитника, в чем мне было отказано. Почему мне было отказано в праве нанять защитника по соглашению? — спрашивала она.

— Мне такого ходатайства от вас не поступало.

— Кто мне должен был разъяснить, что я имею право подать ходатайство? Я человек юридически безграмотный.

— Незнание закона не освобождает от ответственности, — парировала следователь.

Приговор Шестаевой был вынесен 12 апреля 2016 года. Судья Лисовицкий постановил, что основания для признания недопустимыми доказательств, положенных в основу обвинения, отсутствуют, а «длительное ожидание подсудимой производства с ней следственных действий», «формальное направление уведомления в ИВС» и «некоторые другие возможные организационные недочеты следствия» не влияют на доказанность вины подсудимой в содеянном. Сообщение Шестаевой о том, что наркотики ей подбросили, суд отверг, поскольку эти сведения «опровергаются показаниями свидетелей обвинения, принимавших участие в ее задержании, сопровождавших в комнату полиции, ожидавших вместе с ней начала процессуальных действий и непосредственно в них участвовавших». Помимо этого, посчитал Лисовицкий, вина девушки в покушении на сбыт была доказана тем, что она якобы имела при себе «наркотические средства в удобных для сбыта трех упаковках-пакетиках».

В итоге за покушение на сбыт Шестаевой дали 10 лет колонии общего режима, а за сбыт Хангишиеву 0,9 грамма наркотика — 12 лет. Путем частичного сложения получилось 13 лет колонии.

Фото: Юрий Калюжный, предоставлено матерью Евгении Шестаевой

Жалобы. Наказание. Пересмотр

Сразу после приговора мать Евгении подала в Следственный комитет, Генпрокуратуру, ФСБ и администрацию президента заявление о совершении следователем Кончаковой преступлений по статьям 286 (злоупотребление должностными полномочиям), 299 (привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности), 301 (незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей), 303 (фальсификация доказательств в результате оперативно-розыскной деятельности), 302 (принуждение к даче показаний) и 210 ( организация преступного сообщества) УК. В ходе проверки следователь ответила на вопросы, поставленные в заявлении. Она рассказала, что не имеет отношения к нарушениям, допущенным при задержании, поскольку не принимала в нем участия, а все остальные претензии отвергла как недоказанные.

«Я не нуждаюсь в спасении чести и достоинства, и с честью и достоинством несу службу без чьего-либо покровительства, честь моего мундира никто не бережет, мой мундир ничем не запятнан. [Со стороны защиты Шестаевой и ее матери] целенаправленно искажаются, передергиваются факты; последние принимают попытки дискредитировать, умалить мой авторитет как следователя, подорвать доверие, испортить мою репутацию, очернить, опорочить, скомпрометировать меня», — говорилось в ее ответе. Прокуратуру, СК и МВД эти объяснения устроили; в результате по всем жалобам Шестаевых выносились отказы.

Параллельно защитник, представляющий интересы Евгении по соглашению, направил в адвокатскую палату Москвы жалобу на действия адвоката Миронова, работавшего с ней по назначению один день — 18 июля 2015 года. Квалификационная комиссия палаты возбудила дисциплинарное производство. По итогам разбирательства члены комиссии единогласно усмотрели в действиях Миронова неисполнение обязанности защищать интересы доверителя: Шестаева была лишена свидания с защитником наедине до первого допроса в качестве обвиняемой, а адвокат не потребовал от следователя Кончаковой предоставить им такое свидание.

«Нарушение совершено адвокатом Мироновым умышленно и является проявлением его сознательной позиции, а не следствием какого-либо случайного стечения обстоятельств. Так, давая объяснения в ходе дисциплинарного разбирательства, адвокат Миронов утверждал, что его беседу с доверителем в присутствии сотрудника полиции, к руке которого была прикована наручником рука доверителя, следует считать конфиденциальной <…> С учетом этих обстоятельств и стрессовой ситуации, в которой находилась Шестаева в связи с задержанием и особой тяжестью предъявленного ей обвинения, критической важности первоначальных следственных и иных процессуальных действий, в проведении которых адвокат Миронов участвовал как ее единственный защитник, Совет оценивает поведение адвоката Миронова как проявление крайней степени его профессиональной недобросовестности, умаляющей авторитет адвокатуры и несовместимой со статусом адвоката», — говорилось в решении. 12 мая 2016 года Совет палаты лишил Миронова адвокатского статуса.

Спустя полгода Мосгорсуд рассмотрел жалобу защиты на приговор Шестаевой. Коллегия постановила, что суд первой инстанции обоснованно признал девушку виновной, однако не учел молодой возраст обвиняемой и то, что ранее она не привлекалась к какой-либо ответственности, являлась индивидуальным предпринимателем и обучалась в высшем учебном заведении. В результате срок наказания был снижен до восьми лет в колонии общего режима.

Спустя еще полтора месяца на приговор Шестаевой обратили внимание в прокуратуре Москвы. Выступая с кассационным представлением, зампрокурора города Владимир Ведерников отметил, что, с учетом лишения Миронова адвокатского статуса, протокол допроса Шестаевой в качестве обвиняемой и ее очной ставки с Хангишиевым следует считать недопустимыми доказательствами, а значит, пересмотру подлежит и сам приговор. В конце мая 2017 года к прокуратуре прислушался президиум Мосгорсуда.

«Шестаева виновной себя не признала, однако ее показания по существу предъявленного обвинения существенно отличались друг от друга. При этом судом в основу приговора положены в том числе и показания, данные обвиняемой 18 июля 2015 года с участием адвоката Миронова. <…> Также следует отметить, что доводы Шестаевой о ее невиновности и об обстоятельствах, предшествовавших ее задержанию, судом должным образом проверены не были, как не проверены всесторонне и ее показания об обстоятельствах обнаружения и изъятия у нее наркотического средства <…> Поскольку в основу обвинительного приговора положены доказательства, признанные допустимыми без учета ряда обстоятельств, которые могли повлиять на этот вывод, президиум находит состоявшиеся решения судов подлежащими отмене, а дело — направлению на новое судебное рассмотрение», — говорилось в решении президиума.

Эпилог

Единственное заседание второго процесса по делу Шестаевой прошло в Бутырском суде 13 июля. Защита ожидала, что представитель обвинения просто зачитает обвинительное заключение, однако судья неожиданно вынес решение о возврате дела в прокуратуру и продлил Евгении меру пресечения в виде заключения под стражу.

После оглашения приговора дочери Светлана стала общаться с родственниками других осужденных и обвиняемых, дела в отношении которых, по мнению близких, были сфабрикованы. Оказалось, что в Москве таких людей десятки, а в регионах — сотни, говорит она. Объединившись, они основали общественное движение «Свободу невинно осужденным», участники которого ходят друг к другу на заседания, надевая те самые бейджики с номером дела или датой вынесения приговора.

Хангишиева, говорит Светлана, после приговора не видела ни она сама, ни их общие знакомые. Бизнеса после ареста Евгения, по ее словам, лишилась — работавший с ней партнер якобы ликвидировал ИП и переоформил магазин на продавщицу. «Мы подаем в арбитраж, нам отказывают. Мы пишем по 159-й статье УК [о мошенничестве], нам отказывают, прокуратура отказ отменяет, и так несколько раз. Пока мы ничего не добились, хотя цена вопроса в районе 10 миллионов», — сетует мать осужденной.