«Кажется, что я сейчас лягу поспать, проснусь — а этого не было». Жена арестованного за два твита оператора ФБК рассказывает об обыске

О Павле

Вместе мы шесть лет, пять лет — в браке. Павел очень добропорядочный и добросердечный человек, он такой человек, который отзывается на любой призыв о помощи: бабушкам в магазине, каким-то незнакомым людям, рабочим, которые ремонт в подъезде делают. В таких вещах он готов быть радушным и помогающим. И в работе он, конечно, тоже такой перфекционист. Если нужно что-то сделать, снять, то он это сделает на сто процентов. Вкладывается, вникает, старается это сделать лучше, чем от него ожидают. Такие у него принципы.

К его работе в ФБК я хорошо отношусь, я понимаю, где он работает. Я разделяю какие-то его взгляды, и было бы странно, если бы мы были на разных полюсах. Я поддерживаю его, считаю, что он делает для ФБК очень много важной, большой работы, там он работает года два.

Какого-то внимания к нему со стороны правоохранительных органов не было. Это какие-то, как у всех бывали… в Казани их задерживали с коптером, когда они снимали расследование. Но это просто были административные мелкие дела.

[В ФБК] он снимал программы Любы Соболь, Алексея Навального и других сотрудников. Если нужна была помощь как оператора или как технического специалиста, что-то настроить, подключить — он этим занимался. Ездил с Алексеем [Навальным] в Томск и Омск, был в команде как оператор.

Об обыске

Обыск — это такая травматичная [история], потому что шесть утра, ты спишь и как бы не ожидаешь, не готовишься к такому заранее. Мой старший сын разбудил меня, сказав, что там кто-то за дверью, какие-то мужчины. Они звонили в звонок, он тихий, негромкий, его не очень хорошо слышно.

Зная, что если не открыть дверь, то ее начнут пилить, я им, конечно, открыла. Они были тактичны, довольно тихо себя вели, потому что знали, что были спящие дети. [Силовиков] было много, человек десять, были люди в масках-касках, видимо, на случай, если люди не открывают и сопротивляются, но они как-то быстро уехали. Были понятые, три человека, какие-то студенты молодые. Были фээсбэшники, если я правильно поняла: трое следователей, один технический специалист. То есть прям толпа народу.

Они осматривали все комнаты, просили показать, где какая техника находится, компьютеры. Они сначала порывались забрать даже игровой компьютер для VR, детские компьютеры для школы и учебы. Они хотели их тоже забрать, но я пыталась с ними как-то по-хорошему, убедить их оставить хотя бы эти компьютеры, и они пошли навстречу. Они включили каждый комп, посмотрели файлы на каждом из них, историю браузера, лазили по документам. Убеждались, что там ничего важного нет.

Забрали все флешки, их, естественно, у Паши дофига, целый пакет получился. Все внешние диски, штук шесть, и компьютер наш рабочий, системный блок. Опять же я милостиво их попросила, у меня там много работы, я фотограф, у меня много моей работы, файлов, проектов. Если я сейчас отдам компьютер, то я лишусь работы, которую уже сняла. Я работаю фотографом, снимаю свадьбы, какие-то мероприятия. Но они сказали: «Окей, переписывайте, кидайте в облако». Я поставила файлы на загрузку, мне разрешили их скопировать. Я рассказываю честно. Не то чтобы я благодарна, но хотя бы какое-то человеческое было понимание каких-то моментов.

Младший ребенок, 4 года, в это время спал, они говорили шепотом, светили фонариком. Они, конечно, обувь не снимают, так вот ходят, как попало. Собственно, изъяли только носители, компьютер и мой личный телефон, решили, что он им очень важен. Обыск длился шесть часов. Долго занимались писаниной, восемь листов рукописного текста. Какой-то агрессии и хамства с их стороны не было.

Они увидели открытку с фотографией Любы [Соболь] из ее агитматериалов с кампании по выборам в Мосгордуму. Там написано «Мосгордума 2021» и текст какой-то. Открытка как фотография 10 на 14, не очень большая. У нас их несколько на полке лежало, штуки 3-4. Они увидели и говорят: «О! Я себе такую хочу. Можно?». Если так хочется, то можно. Больше ничего не забрали.

Вопросов каких-то не задавали. Единственное, когда зашла речь о содержании твита, из-за которого было возбуждено дело, между собой стали что-то говорить. «Ну да, вот Ирина Славина, она себе, конечно жестко придумала смерть, могла бы что-нибудь помягче. Могла бы под баржу кинуться». Между собой шутки, хи-хи, ха-ха. У них такой вот юмор. И это очень сильно покоробило. Если не слушать это, то они на вид как бы милые ребята, ну то есть такие, нормальные. Но когда начинаются эти разговоры, ужасно. Было противно и мерзко. Говорили, что обыски они уже не проводят как раньше, стали мягкими, такие няшки стали.

О деле

Паша накануне поехал к маме, у нее прорвало трубу в квартире, он поехал поздно вечером и остался там на ночь. Не думаю, что они за ним следили, просто по месту прописки за ним пришли. Так получилось, что его дома не было. Он был у мамы. Знаю со слов адвоката, что его ударили, сам он мне об это не говорил. Они попросили, мол, стоять-лежать, а Паша дернулся к компьютеру. Его положили [на пол] и один, проходя мимо Паши, пнул его ногой по голове, потом поднес телефон и пальцем насильно разблокировал его телефон.

С мамой [Паши] мы еще не успели сегодня поговорить подробно. Так сказала, что потом, когда Паша им все отдал, они себя вели деликатно. Спокойно посмотрели, не стали забирать мамин компьютер и телефон. Забрали Пашин ноутбук и телефон, который у него с собой был.

Сегодня он с мамой должен был поехать на похороны родственницы, на которые ни Паша не попал, ни мама.

Я пока немножко в шоковом состоянии, и кажется, что я сейчас лягу поспать, проснусь — а этого ничего не было. Но я понимаю, в какой стране мы живем. Это невозможно описать, насколько это неправильно и несправедливо, и что любой твит — это слова, буквы, набранные пальцем. Это не может быть реальным призывом к чему бы то ни было. Это, безусловно, беспредел и политическое дело, и связано только с тем, что Паша работает в ФБК. Был бы он каким-нибудь охранником в «Пятерочке», сомневаюсь, что вообще кто-нибудь на это обратил внимание.

Ну, если нашей власти так не нравятся какие твиты, придумайте какую-то меру, пригрозите пальцем, ай-ай-ай, с вас штраф 100 тысяч рублей. Это хоть как-то можно соотнести с «тяжестью преступления». А реальные сроки и даже полтора месяца в СИЗО — это просто невероятно, несправедливо.

Я хочу верить, что после полутора месяцев ему скажут, вам там условно три года и идите домой. Но как оно будет по настоящему [неизвестно].

У нас семья — трое детей. Расходы на покупку техники, на машину, у Паши был основной вклад в содержание семьи. С воспитанием детей я как-то сама справлюсь, есть школы, садики, есть налаженный быт. Финансово — я пока не знаю, я пока не осознала и не думала об этом. Будем справляться. В конце концов, попросим [помочь] близких друзей, родственников, если будет крайняя необходимость.

Если это дело, эта история получит достаточно большую огласку, она все-таки хотя бы нескольких человек заставит очнуться и понять, что у нас действительно полное беззаконие и произвол, и что с этим нельзя мириться. Нельзя с другом о чем-то говорить, и при этом [думать]: «Ой в твиттер об этом нельзя писать, это опасно, за это могут посадить». Не должно быть так, должна быть свобода слова и работающие законы. Надеюсь, что ради этого [все с Павлом и случилось]. Буду об этом думать.

Редактор: Егор Сковорода