Дмитрия Иванова судят за «фейки» о войне. Свидетелем защиты стал архиепископ, который помогает беженцам из Украины

Григорий Михнов-Вайтенко начал с необходимого объяснения: «помимо священнической деятельности», он входит в экспертную группу «Правозащитный совет Санкт-Петербурга» и, «скажем так, группу советников» уполномоченного по правам человека в городе. С начала марта 2022 года в Петербург и Ленинградскую область стали прибывать вынужденные переселенцы из Украины, большинство — из Мариуполя.

«Мы посещали их вместе с губернатором [Ленобласти Александром] Дрозденко, также были совместные выезды с представителями Совета по правам человека», — рассказал Михнов-Вайтенко. К концу марта, когда стало понятно, что поток беженцев только нарастает, при петербургской общине Апостольской православной церкви для них открыли центр помощи.

«На сегодняшний день у нас идет примерно 11-тысячная заявка», — отметил архиепископ. Как правозащитник и священнослужитель он много общается с украинскими беженцами и готов рассказать суду о том, что слышал от них, предложил Михнов-Вайтенко. Начал он с обстрелов Мариуполя в первые дни войны.

«Это было очень страшно. До того боевые действия в городе в 2015 году происходили где-то на окраине и, в общем, никого не затронули. Здесь все случилось внезапно. Очень быстро боевые действия начались непосредственно в городской черте. Очень многие говорят, что они по два — два с половиной месяца были вынуждены находиться в своих домах. У кого был частный дом, старались прятаться в подвалах. В многоэтажках еще советской постройки все быстро освоили "правило двух стен" — что через окна могут попадать осколки. Все это было чудовищно. Коммуникации в городе и так были не в блестящем состоянии, а после начала боевых действий прекратилась подача воды и электроэнергии. Все было выключено, воды не было, из батарей центрального отопления воду достаточно быстро слили», — рассказал Михнов-Вайтенко и привел пример одного из своих «подопечных», который в марте получил пулевое ранение, когда вышел за водой на родник, и до сих пор «не может снять аппарат Илизарова».

Как и почему началась война, в Мариуполе, по словам священнослужителя, почти «никто не понял». «Люди, не настолько интересующиеся политикой, просто узнали о том, что началась "специальная военная операция". А уже через день-два стали слышны выстрелы, начались обстрелы, бомбежки, над городом летала боевая авиация». К марту бои шли уже в самом городе, продолжал свидетель. В апреле петербургские правозащитники помогли выехать в Россию бывшему сотруднику мариупольской мэрии, «как раз из отдела по ЖКХ»; по его словам, разрушения были таковы, что город не подлежал восстановлению. «Сейчас мы в тесном контакте работаем с представителями Смольного, а Смольный оказывает содействие сейчас в строительстве там… Я боюсь не назвать точную цифру, но около 1 900 многоэтажных домов подлежат тотальному сносу, потому что их невозможно восстановить. Примерно эту же цифру мне называл мой собеседник. Город придется отстраивать заново: все выравнивать, прокладывать новые коммуникации и потом заниматься строительством», — рассказал архиепископ.

Коммунальные и ритуальные службы в Мариуполе не работали примерно до конца мая, продолжал Михнов-Вайтенко, поэтому горожане были вынуждены сами хоронить погибших и умерших от болезней. «В этой ситуации у очень многих просто обострялись хронические заболевания, и человек погибал», — сказал свидетель защиты и обратил внимание суда на то, что «не существует точных цифр [погибших]».

«Родильный дом — сколько там могло находиться? Драмтеатр — сколько там могло находиться?» — перечислял он.

После этого Михнов-Вайтенко перешел к рассказу о мариупольцах Виктории и Владимире Шишкиных, «которые дали согласие» на то, чтобы их история была оглашена в суде.

«Виктория как раз находилась на сохранении. 35-я, 36-я неделя беременности — я боюсь соврать, но срок был большой. Она была в другом роддоме, я не помню номер, но к нему вплотную приблизились боевые действия, и накануне их, несколько девочек, перевели в этот роддом и разместили в полуподвальном помещении. Затем был взрыв, очень сильный. Полетели осколки. Какое-то количество осколков попало в палату, где находилась Виктория и вторая девочка. Вторая девочка погибла от кровопотери. Виктория в результате ранения брюшной полости потеряла ребенка. Это была сложная история… Когда это произошло, муж услышал о том, что был взрыв, побежал туда, по дороге попал под минометный обстрел и лишился ноги. Виктория, выписавшись из больницы, спустя месяц нашла его в больнице в Донецке, куда его перевели. Мы когда познакомились, она даже ничего не говорила о своей истории — просто заявка: "Инвалид с минно-взрывной травмой, нужна помощь врачей"», — говорил архиепископ. Когда Владимира Шишкина привезли в Петербург, «его состояние было крайне тяжелым, мы его встречали с каретой скорой помощи на вокзале и сразу отправили в реанимацию». Сейчас Шишкин «восстанавливается» в Германии, рассказал Михнов-Вайтенко.

Адвокат Дмитрия Иванова Мария Эйсмонт задала свидетелю уточняющий вопрос о причинах взрыва, который убил нерожденного ребенка Виктории.

«Как она говорила, была сброшена бомба. На роддом сбросили бомбу. Этот взрыв произошел абсолютно неожиданно, так она рассказывала. Если обстрелы начинаются постепенно — сначала один звук, потом другой, то здесь был просто гул и потом резко взрыв», — ответил Михнов-Вайтенко.

После защиты свидетеля допрашивала прокурор Юлия Правосуд. «Медиазона» приводит их диалог целиком.

— Как вы приняли решение дать показания в поддержку Иванова, с чем связана ваша позиция?

— Я не сомневаюсь, что подавляющее большинство людей, которые были шокированы началом активных боевых действий, не имели цели создавать фейки и опорочить советскую общественность. Я понимаю, что конкретно Иванов не придумывал информацию, которую размещал у себя в телеграм-канале. Он либо брал ее из других источников, либо писал публицистические заметки по их мотивам. Это, по моему мнению, не является «дискредитацией».

— Ну, это ваше мнение. Скажите, пожалуйста, а для того, чтобы выложить данную информацию, нужно ли было проверить ее? Учитывая, что мы живем на территории Российской Федерации, являемся гражданами Российской Федерации, у нас есть свои источники, официальные источники, мы законопослушные граждане. Для того, чтобы выложить ту информацию, которую он выкладывал, даже в виде репостов, должен ли был он проверить ее именно в данных источниках?

— Я могу сказать только, что средства массовой информации, насколько я знаю, по закону должны проверять информацию, в том числе сличая разные источники. Насколько я знаю, на блогеров это правило не распространяется. Просто человек может и должен проверять информацию в силу своего представления. Я вот всегда проверяю, это мне подсказывает и опыт, и сан.

— Информация, которую вы изложили, я так понимаю — вам это все известно со слов тех самых беженцев, которые попали под санкции? Скажите, они самостоятельно изъявили желание вам это рассказать или вы интересовались самостоятельно?

— Они самостоятельно решили. Я никогда никого ни о чем не спрашивал, кроме одного вопроса: нужна ли вам помощь. На этом мои вопросы заканчиваются. Дальше уже люди либо хотят рассказать, либо не очень.

— А где непосредственно проходили эти беседы, в какой обстановке?

— У нас есть общественная приемная. У нас есть церковное помещение, куда люди приходят и иногда остаются на беседу. Кто-то приходит ко мне домой, мы стараемся поддерживать отношения: очень много едет семей с детьми, у меня тоже дети. Обстановка бывает разная, но в любом случае ее характер всегда доверительный.

— Я правильно понимаю, что сами вы с начала специальной военной операции на территории ЛНР и ДНР не были?

— Нет, мне служба безопасности не санкционировала поездку.

— То есть вы там не были, своими глазами, что происходит там, не видели? Вы сказали вот о роддоме, о драматическом театре. Не видели?

— Обратите внимание, что я сказал о самом факте разрушения, а не о том, какой самолет с каким бортовым номером это сделал.

— И беженцы вам не сообщали, чья это была бомба, кто стрелял?

— И я не интересовался целенаправленно. Установить это всегда очень сложно, нужны следственные действия, это серьезно. Мы имеем дело с последствиями. Ранение — это последствие. Минно-взрывная травма является объективным фактом.

— При этом вы сказали, что роддом заранее — заранее! — перевели в подвальное помещение, то есть приняли меры…

— Да, потому что роддом находился в том микрорайоне, который ближе к кварталу, где была «Азовсталь».

— На этом все.

Редактор: Дмитрий Ткачев.