«Девочка одна выпендривалась, и ее посадили на три года». Как жительницу Барнаула убедили признаться в оскорблении верующих и ненависти к чернокожим

Я узнала о том, что мной заинтересовалось следствие, только когда в мою квартиру пришли с обыском 8 мая. Мама потеряла ключи, и она уходила на работу, не закрывая дверь, поэтому дверь оказалась открыта. Я сплю и слышу, как очень долго и очень много стучат. В какой-то момент я подошла, потянула на себя дверь на автомате, закрыла ее и услышала: «Откройте, полиция!». Незадолго до этого я потеряла паспорт и ко мне уже приходили из полиции, якобы из ОБЭП, и я подумала, что это по тому же делу. То есть открыла я без каких-то сомнений, потому что тот полицейский, который приходил, сказал, что все в порядке, не переживай, такой весь был учтивый. А тут они влетели в квартиру, показали постановление об обыске, и все это началось.

Я была растеряна, ничего особенно не предпринимала — думала, может быть шутка какая-то. Они зашли, у меня там стоят три шкафа, но они стали открывать только один, верхние ящики. Это все выглядело как постановка. То есть, если бы это был действительно обыск, наверное, всю квартиру обыскали бы. А тут они для вида посмотрели один шкаф, открыли другой, и одну полку от компьютера, какие-то бумажки поперебирали. Забрали компьютер и телефон как только зашли, когда я стала отказываться подписывать постановление на обыск. Это как из американских фильмов был рефлекс, что подписывать нельзя. Я схватилась за телефон, а они мне сказали, чтобы я поставила его на авиарежим. То есть не только чтобы я не могла позвонить, но и чтобы мне не могли. И вот так забрали у меня телефон и компьютер. Была даже такая мелочь — у меня стояли на полке духи, они вывернули из них капсулу, думая, что это какой-то цифровой носитель.

Потом меня повезли в следственный отдел, в какое-то большое здание. Важно, что мне так и не сказали, в чем я обвиняюсь, что вообще происходит. Это постановление, которое мне показали, мне ткнули в лицо на 30 секунд и убрали, я лишь успела там увидеть что-то про негроидную расу и ID своей старой страницы «ВКонтакте». Потом, когда мы приехали, мне показывали только картинки священнослужителей, всякое религиозное. Мне ни статью, никаких копий не дали, ничего не сказали.

Ехала я в машине с тремя операми, а следователь ехал на другой машине. Мы приехали с операми, зашли в кабинет, я села на стул, и мне сказали: «Рассказывай, признавайся». Я, естественно, не понимаю о чем речь. Они включили компьютер, показали все эти скрины. Я посмотрела, говорю: «Ну, понятно». С шуткой там, с улыбкой. Я даже не поняла сразу, что это уголовное дело. Начали говорить: «Ну, ты же взрослая, ты же все понимаешь, что делала». Я отвечаю: «Блин, когда я это все сохраняла, то даже закона о чувствах верующих не было, то есть это 2015 года альбом» (уголовная ответственность за оскорбление чувств верующих по статье 148 УК действует с 2013 года — МЗ).

Как бы это смешно ни звучало, но там был такой прием «хороший и плохой полицейский». Один вообще в стороне сидел. Другой, который показывал скрины, давил на меня очень сильно, говорил: «Вот, девочка одна выпендривалась, и ее посадили на три года, а мальчик признал все, и ему дали общественные работы». Сказали мне, что это не судимость, что как в сериалах буду ходить мыть что-то там, и как бы на этом все. А второй мужчина все время говорил: «Может, водички, пойдем покурим», то есть как-то по доброму относился.

При этом у меня не спрашивали, моя ли эта страница: вплоть до того, что когда я писала признание, они указали, что я создала страницу с помощью iPhone 5C, что в принципе глупо, потому что страница была создана в 2009 году. И когда я это все писала, они сказали: «Ой, в 2009 году [создала страницу] пиши», и потом время нужно было указать регистрации. Я сказала: «Да я не знаю, вы издеваетесь, я не помню». На что другой отошел в другую комнату, вернулся, и назвал мне время, в которое была создана моя страница. То есть я вот это написала, и потом в деле нашла выписки из МТС, там мой паспорт привязан, поэтому таких вопросов они не задавали.

Согласно протоколу допроса Мотузной в качестве подозреваемой, мать девушки с детства пыталась привить ей любовь к церкви, однако выросла она атеисткой. В 2016 году, говорится в документе, Мотузная заходила на созданную ей в 2009 году страницу «ВКонтакте» под ником «Мария Фролова» и искала в различных группах социальной сети «изображения с тематикой неприятия к лицам негроидной расы, а также отрицательного характера изображения священнослужителей», сохраняя их в свой фотоальбом «Сохраненные». «Я понимала, что размещенные мною изображения носят негативный подтекст, направлены на возбуждение ненависти и вражды в отношении определенной группы лиц, однако указанное меня никак не останавливало, я хотела их разместить, таким образом выражая свое отношение к этому», — говорилось в протоколе допроса. В том же документе рассказывалось, как Мотузная показала своей матери запись выступления стенд-ап комика Данилы Поперечного «Поп культура», в котором он высмеивал верующих, после чего мать пообещала написать на нее заявление в полицию, однако не сделала этого.

Это даже не допрос наверное был: они требовали признания, не скажу чтобы выбивали, потому что я быстро сломалась, испугалась и почти не сопротивлялась. Я подписала признание, они тут же позвонили следователю и сказали: «Все готово, приезжай». Пришел следователь — кстати, вместе с адвокатом государственным. Следователь печатала допрос, вообще меня ни о чем не спрашивая. Что у них там было подготовлено — я не знаю. Меня ни о чем не спрашивали по сути, при этом, пока она все допечатывала, адвокат мой, которая меня должна защищать, со следователем обсуждали убийцу какого-то — видимо, опять у них какое-то общее дело было. Все это в шутках, у них там какую-то девчонку убили. Ну я сидела в шоке все это слушала, понятно, что они не то что подружки, но общаются неплохо.

Перед разговором со следователем я с адвокатом не общалась. Она даже не представилась, взяла, прочитала мое признание, подписала его и просто сидела все это время, пока мне не дали подписку о невыезде и все эти документы. Она их также молча подписала; единственное, что она тогда спросила — могу ли я представить характеристику с места работы. А я работала в ВТБ, и я сказала, что я не приду в ВТБ с таким вопросом, потому что это стыдно и прочее. На это она ответила: «Ну, ладно». И больше я ни номер телефона, ни имени даже я ее не знала. Что ее зовут Ириной Сертягиной я выяснила только из материалов дела.

Потом следователь сказала: «Можешь уже идти, я тебя выпущу, там же пропускная система». На это опер, который был «плохим полицейским», который скрины мне показывал, он сказал, что ему надо со мной поговорить. Адвокат со следователем ушли, осталась я с этими операми; он сказал мне: «Маш, вот сейчас безо всяких протоколов, без всего, ты честно скажи — ты как к приезжим относишься?». Я опешила от такого вопроса, поняла, что это подвох какой-то, сказала, что все хорошо, какие вопросы, ни к кому никогда никакой вражды не испытывала. Он ответил: «Ну, понятно». И меня отпустили.

В уголовном деле в отношении Мотузной есть два свидетеля, рассказавших о том, как были оскорблены страницей девушки. Так, обоих оскорбил демотиватор с фотографией идущих по грязи участников крестного хода с подписью «Две главные беды России», изображение обезображенного священника с надписью «Когда взял на свою яхту ящик кагора и блудниц окаянных», изображение Иисуса с сигаретой, выпускающего кольца дыма сквозь дыры в руках, фото священнослужителей с надписью «Граждане алкоголики, тунеядцы, хулиганы, кто хочет поработать?», картинка с чернокожим, неправильно решающим арифметический пример и подписью «Черная бухгалтерия» и изображение афроамериканцев с подписью «Обожаю скидки в черную пятницу». «Все увиденные мною изображения оскорбили меня как верующего человека, мне стало очень неприятно от тех изображений, которые я увидел. Также изображения чернокожих детей, а именно подписки к ним меня задели, так как я почувствовала какую-то ненависть и неприязнь к ним, которые передавались через изображения и тексты», — говорилось в одном из протоколов допросов. Вторая свидетель, как следует из ее протокола допроса, оскорбившись, и вовсе немедленно стала звонить в Центр по противодействию экстремизму МВД.

Абсолютно все мои друзья, когда узнали об этом деле, особенно про негроидную расу, они были в шоке, потому что я очень люблю музыку у этой расы. Не знаю, как это назвать, в общем, никакой неприязни, никаких предубеждений с моей стороны никогда не было, это не более чем шутки. Оснований никаких не было, я никогда ничего не писала. Не знаю, так это или нет, но имеет это смысл или нет, мои друзья считают, что это связано с Алексеем Навальным, потому что я ходила на митинги, много освещала оппозицию на своей старой странице, там было много подписчиков и друзей. Аудитория была для нашего города весьма приличная — более двух тысяч. Когда полицейские ко мне приходили, кстати, я ждала этот вопрос, они мне сказали не рыть себе могилу и закрыть рот.

Я состояла в штабе Навального, я ходила на акции, ходила на митинги. Последний раз я ходила на митинг 26 марта прошлого года. Потом я подавала резюме, хотела устроиться в штаб Навального, но там была занята вакансия. Была волонтером зарегистрирована. Не скажу, чтобы я была прямо очень активной, я в штаб не сильно ходила, больше в соцсетях агитировала, афишировала свою позицию. Но все это прошло, я умерила пыл, последний год я ничего такого не делала. Может быть, они тогда как-то меня заметили. Причем очень важно, что когда Навальный приезжал в Барнаул на открытие штаба, там был фото- видеоотчет, и везде я очень высокого роста, и меня везде видно, фото крупным планом. Может быть, как-то оттуда пошло, я не знаю.

Единственное, что спросили в полиции — про 5 мая, когда перед инаугурацией Путина у нас был митинг. Но я на нем не была. Они меня спросили: «А вот был митинг, чего ты там не была? Там же наших много на этих митингах». Типа в штатском приходят и следят за всеми. Я говорю: «Ну если вы там были, вы должны были видеть, что меня там не было». Они посмеялись и все.

Мне обещали отдать телефон: сначала в тот же день, потом 10-го, а отдали только через три недели. Компьютер вернули буквально полторы недели назад. На телефоне у меня был код-пароль, меня попросили его назвать. Я его сказала, никаких проблем не возникало. Потом мне писали еще по поводу компьютера, я также им пароль сказала. Мою маму вызвали для дачи показаний после обыска 10 мая. Мы приехали с мамой, я взяла все копии, постановление о возбуждении дела, мама отказалась от дачи показаний.

Проведенная по ходатайству следователя экспертиза обнаружила в изображении курящего сквозь отверстия в ладонях Иисуса и изображении участников крестного хода в грязи «лингвистические, психологические и религиоведческие признаки выражения неуважения к обществу в целях оскорбления религиозных чувств верующих». В двух картинках с изображением афроамериканцев другая экспертиза нашла «лингвистические признаки унижения представителей негроидной расы» и «лингвистические признаки пропаганды превосходства представителей европеоидной расы над негроидной».

Долго была тишина, а потом, в середине июня, меня вызвали для ознакомления с делом. Пришла эта адвокат, очень негативно ко мне отнеслась. Я заболела и не хотела ехать; следователь сказал: «Приезжай, пожалуйста, мы подождем». Я приехала, и адвокат мне сказала: «Мария, если вы будете так же опаздывать в суд, вам выпишут такой штраф, что вы в жизни с ним не рассчитаетесь». Пролистала все это дело, узнала, что там есть свидетели, подписала подписку о невыезде еще раз, меня отпустили. Через неделю меня вызвала следователь: что-то не так сделали, нужна сверка показаний. Меня сфотографировали возле дома, где я жила на тот момент, возле таблички с адресом, и повезли в ближайшее отделение полиции, где я подписала подписку о невыезде. В следующий раз мне выдали обвинительное заключение, и все. То есть всего после обыска я побывала у них три раза.

Первое заседание суда по делу Мотузной назначено на 6 августа. Она наняла адвоката и будет добиваться рассмотрения дела в общем, а не в особом порядке, чтобы суд оценивал все доказательства и показания свидетелей.