Процесс Александрова и Ерофеева.

Предыдущее заседание по делу обвиняемых в терроризме, ведении агрессивной войны и контрабанде оружия россиян Александра Александрова и Евгения Ерофеева состоялось в Голосеевском районном суде Киева 23 декабря. Оно продлилось не более полутора часов; занятые процессуальными моментами, стороны в этот день так и не приступили к допросу свидетелей.

Сперва защита заявила отвод новому представителю военной прокуратуры Игорю Нимченко, назначенному в процесс вместо выбывшего гособвинителя Максима Крыма. Затем обвинение ходатайствовало о продлении срока ареста подсудимых до 20 февраля (суд удовлетворил это ходатайство). Наконец, адвокат Оксана Соколовская попросила отложить рассмотрение дела — вечером она должна была присутствовать на другом процессе в Мариуполе. Уже после окончания заседания прокурор Руслан Кравченко обвинил защитника в неуважении к суду и сообщил, что будет добиваться дисциплинарной ответственности для Соколовской.

В суд пришли прокуроры Крым и Климович. Судья Дидык открывает заседание.

Адвокат Соколовская начинает заседание с ходатайства об обеспечении ее безопасности и безопасности ее имущества. «После заключения договора с Ерофееым Генеральная прокуратура начала предпринимать действия, направленные на устранение меня от защиты Ерофеева», — говорит Соколовская.

Так, по ее словам, прокуратура сфальсифицировала против адвоката дело по части 1 статьи 121 УК Украины — умышленное нанесение тяжкого телесного повреждения. «Прокуратурой Киевской области проводятся опросы моих соседей, чем явно оказывается давление на мою деятельность», — говорит адвокат.

Соколовская напоминает, что прокурор Климович после прошлого заседания ходатайствовал о привлечении ее к дисциплинарной ответственности. При этом защитник предоставляет документы о том, что участвовать в рассмотрении дела на прошлом заседании она не могла, так как должна была быть на заседании в Мариуполе. Прокуратура и судья признают эту причину уважительной.

Адвокат Соколовская просит суд обратиться в Генпрокуратуру для избежания ее дальнейшего привлечения к уголовной ответственности. Прокурор считает ее ходатайство безосновательным, по его словам, Главная военная прокуратура не расследует против Соколовской никаких дел. Адвокат Грабовский возражает:

— Военная прокуратура имеет отношение к фальсификации дела против нее, потому что именно прокуратура подавала ходатайство об изъятии у Соколовской документов и об обыске в ее квартире.

Он добавляет: «Если у меня вдруг будет обыск, то хочу предупредить, что наркотических средств и оружия, кроме официально зарегистрированного, у меня нет. Справку от нарколога уже взял».

Суд удаляется в совещательную комнату, чтобы вынести решение по ходатайству.

Оксана Соколовская в перерыве поясняет, что под ходатайством об обеспечении безопасности подразумевает следующее: просит суд обеспечить ей дополнительную охрану. Как минимум, необходимо взять под охрану ее квартиру, чтобы в ее отсутствие туда никто не проник.

Прокурор Максим Крым, напротив, говорит о том, что военной прокуратуре не известно об уголовном деле, которое расследует прокуратура Киевской области против Соколовской. По его мнению, адвокат пытается избежать уголовной отвественности, связывая дело против нее и процесс Ерофеева и Александрова.

Пока ждут судей, свидетель-военный беседует с прокурором: «Тут так всегда, через зад все? Прийти в девять и не зайти (в зал — МЗ) в 11 — это нормально?». Прокурор Климович улыбается, волнообразно разводит руками: бывает по-разному.

Другие военнослужащие, которые пришли на заседание в качестве потерпевших и свидетелей, в перерыве угощают друг друга мандаринами.

Судьи вернулись и читают свое решение по ходатайству. Оно не подлежит удовлетворению, постановляет суд.

При этом суд не имеет права на вмешательство в другое уголовное производство, даже если оно рассматривается в отношении одной из сторон процесса, зачитал судья Дидык.

В зал зовут свидетеля Виктора Николюка. 40-летний Николюк — командир 92-ой отдельной механизированной бригады ВСУ. Служит он с 1992 года. Прокурор спрашивает:

— В какой период его подразделения выполняло в зоне АТО?

— С сентября прошлого года по настоящеее время.

Николюк рассказывает, что взводный опорный пункт 9209, где он служил, располагается возле города Счастье Луганской области. По просьбе прокурора он на доске рисует опорный пункт, дорогу на Луганск, мост через реку Северский Донец. Там же находятся позиции минометов, позиции танков. Николюк объясняет, что он изображает лишь те позиции, которые имеют отношение к уголовному делу.

Опорный пункт, размещенный в районе моста, имеет стратегическое значение, говорит Николюк. Захват опорного пункта открыл бы сепаратистам дорогу на город Счастье, который находится под контролем Украины.

На май 2015 года бойцы там были вооружены автоматами, митометами, имели БТР, рассказывает он.

Основная масса боев в то время шла вокруг моста, по состоянию на май было около 60 боев между украинскими военными и силами так называемой ЛНР, рассказывает свидетель. Николюк дает показания то на русском, то на украинском. Прокурор просит его рассказать о событиях 16 мая 2015 года, когда были захвачены Ерофеев и Александров.

Комбриг Николюк говорит, что он объезжал позиции, когда получил сообщение о том, что на мосту идет перестрелка в районе поста «Фасад». К моменту его приезда с места столкновения уже выносили раненого военнослужащего Пугачева.

После этого, когда он подбежал к кусту, под котором лежал Ерофеев, там уже был представитель СБУ Кирилл Верес, который оказывал ему медицинскую помощь. По свидетельству Николюка, при Ерофееве была винтовка «Винторез».

На просьбу прокурора уточнить, кого он имеет в виду под словом «Ерофеев», Николюк показывает на «аквариум» с подсудимыми: «Вот тот товарищ, поправившийся».

У Александрова, по словам Николюка, с собой был автомат «Вал». «Я добежал до Александрова, обезоружил, снял разгрузку. На вопрос "Ты кто?" Александров ответил: "Третья бригада спецназа ГРУ, Тольятти"».

После этого Николюк распорядился эвакуировать раненых и выставить охрану. Раненых отвезли в больницу в Счастье.

Свидетель вспоминает, как раненых привезли в больницу, одного в операционную подняли, другого в рентгенкабинет. «Я спросил, в каком состоянии раненые, могу ли пройти к ним в кабинет? Врачи разрешили. Я подошел к Александрову, сказал: не переживай, тебя никто не будет тебя "кончать", резать на органы».

По словам Николюка, Александров рассказал, что второй захваченный вместе с ним человек — это капитан Ерофеев. Тогда Николюк зашел к Ерофееву и сказал, что знает: он — командир группы. Ерофеев ответил: «Солдат, сука, раскололся», имея в виду Александрова.

Именно Ерофеев рассказал ему о составе группу, говорит свидетель. Узнав, что группа насчитывает 14 человек, Николюк рапорядился выслать группу преследования на опорный пункт. Когда группа прибыла на опорный пункт, она была обстреляна из миномета.

Когда украинскую группу накрыли минометами, в ней были ранены трое. В этот момент к сепаратистам прибыло подкрепление на трех микроавтобусах. Тогда Николюк дал приказ «отработать» эту группу из минометов и распорядился об отходе украинской группы.

Около восьми вечера Николюк вернулся в госпиталь, чтобы поговорить с Ерофеевым. Расспросил его о составе группы. После этого, по словам свидетеля, Ерофеев начал спрашивать его: «Правда ли , что у вас вооют негры, поляки?».

«Когда я уже собрался уходить, Ерофеев попросил остаться, сказал: "Не уходи, а то нас порежут на органы»», — вспоминает Николюк.

У раненых был изъят мобильный телефон. Николюк поручил отдать телефон и «Винторез» начальнику группы секретно-документального обеспечения. На «Винторезе» был след от пули, уточняет он.

Он говорит, что неизвестно, куда девался «Вал», который был у Александрова. По его предположению, группа противника могла совершить выход, зачистить позиции и забрать автомат. Потому что поиски автомата силы ВСУ начали лишь на вторые сутки.

В суде распечатывают пакет с «Винторезом», чтоб продемонстрировать его Николюку. Прокурор собирает разобранную винтовку. По словам Николюка, именно эта винтовка была у Ерофеева. Он узнал ее по отметке от попадания пули на ствольной крышке.

Адвокат Соколовская выступает с возражениями: «Уважаемый свидетель присутствовал в соседнем зале и фактически слышал показания предыдущих свидетелей». Она имеет в виду зал, где ведется видеотрансляция.

— Это ваше предположение? — спрашивает судья Дидык.

— Нет, это видели представители СМИ.

— Вот пусть и представители СМИ делают свое дело.

Оксана Соколовская задает вопрос свидетелю: «Видели ли вы сам процесс нападения на Пугачева, на опорный пункт «Фасад»? Николюк говорит, что сам не видел.

— Есть ли у вас достаточные основания говорить, что Ерофеев участвовал в этом бою?

— Это более чем очевидно.

Николюк уточняет, что Ерофеев находился ближе всего к позициям его отделения, там, где погиб Пугачев.

Самого момента, когда Евгений Залогин совершал выстрелы в противника, Николюк не видел. Именно Залогин, вероятно, ранил Александрова.

«Я увлекаюсь оружием, в оружии разбираюсь хорошо. "Винторез" на тот момент был единственной подобной винтовкой, которую я видел (в зоне АТО – МЗ)», — отвечает Николюк на вопросы адвоката об оружии Ерофеева.

По его информации, у так называемых «ополченцев» «Винторезов» нет, говорит свидетель. Стрелял ли Ерофеев из «Винтореза», он не видел.

Изъятую винтовку он передал на передовой пункт управления, в сейф, чтобы сохранить ее там. Ответственным за сохранение винтовки Николюк назначил старшего лейтенанта Иванова — командира группы секретно-документального обеспечения. В дальнейшем прибыли представители СБУ, которые составили акт изъятия и забрали винтовку.

— Были ли оформлены другие документы, как-то протокол осмотра?

— Не помню.

В момент задержания раненых никаких документов не составлялось, не было такой возможности, говорит Николюк. «По нам велся огонь из двух-трех точек».

По словам комбрига Николюка, после задержания угрозы жизни Ерофееву не было.

— Факт наличия «Винтореза» указывал на то, что это не просто ополченцы, — уточняет Николюк.

Он вспоминает, что в момент задержания Ерофеев назвался ополченцем, тогда как Александров сразу сказал, что он из третьей бригады спецназа ГРУ.

— По каким признакам вы поняли, что Ерофеев и Александров могут отвечать на вопросы?

Комбриг говорит, что зашел к раненым с разрешения врачей. По его словам, это был опрос, он хотел узнать от Ерофеева о составе группы, узнать, есть ли еще подобные группы, чтобы обезопасить своих военнослужащих. Проводилась ли видеофиксация опроса, Николюк не помнит.

— Я опрашивал о составе группы, порядке действий и порядке вооружения. Дальше была обычная беседа: как у них, как у нас.

Теперь вопросы задает адвокат Юрий Грабовский:

— Чем можно подтвердить, какое именно вооружение вами использовалось?

— Есть форма 26 — журнал, в котором записано вооружение. Есть карта позиций.

Николюк объясняет, откуда он знает винтовку «Винторез». Ранее ему приходилось общаться с российскими разведчиками, обмениваться опытом о тактике действий и вооружении. Поэтому винтовку «Винторез», говорит Николюк, он видит не впервые.

Адвокат спрашивает, есть ли у Николюка право проводить дознание. Виктор Николюк отвечает, что дознание проводит военная служба правопорядка. На момент задержания Александрова и Ерофеева представителей этой службы рядом не было.

По просьбе защитника он рисует на схеме линию разграничения, установленную согласно «Минским соглашениям». Николюк рисует пунктир по правому берегу реки Северский Донец. Разместить станковый бронетанковый гранатомет или миномет на правом берегу было невозможно, поясняет он. «Там есть растительность типа дерево».

Грабовский отмечает, что в протоколе осмотра места происшествия не указан БТР, о котором упомянул сейчас Николюк. Защитник просит уточнить фамилию бойца, который первым увидел Пугачева. Николюк говорит, что это был Залогин.

Где именно был Пугачев в момент, когда получил смертельное ранение, Николюк не знает. Он говорит, что кровь была на глубине окопа.

По свидетельству Николюка, как раз на этом опорном пункте обычно проводится обмен пленными. Комбриг рассказывает, что после задержания Ерофеева и Александрова на него выходили представители, которые занимаются обменом пленными. Николюк сначала назвал такие условия: один офицер в обмен на десять рядовых, но потом уточнил, что поскольку это россияне, решение об их обмене будут принимать в штабе.

Николюк вспоминает, что с ним связывался человек с позывным «Коммунист», он сказал: «У тебя два моих бойца». Николюк ответил: «Это не твои, это россияне».

После этого, по словам свидетеля, «Коммунист» сказал, что его сторона готова передать любые деньги, чтобы Александрова и Ерофеева вернули обратно.

Адвокат Грабовский уточняет, был ли «Винторез» с прицелом. По словам комбрига, когда винтовку клали в сейф, она была без прицела. Сохранился ли сейчас акт о передаче винтовки в бригаде, Николюк не проверял. На счет одежды Ерофеева он говорит, что это зона ответственности врачей.

Вопросы задает Евгений Ерофеев:

— В момент, когда вы вышли в сторону противника, была ли стрельба с вашей стороны в сторону противника?

Николюк отвечает, что пока не эвакуировали Ерофеева и Александрова, стрельба не велась.

— Когда меня обнаружили, от меня была угроза?

— Только если бы вы захотели себя гранатой подорвать.

По словам Николюка, средств связи при Ерофееве не было.

Ерофеев спрашивает, был ли обыск дома у Николюка. Он отвечает, что обыск был совсем по другому делу, по которому Николюк проходит как свидетель. Ерофеев пытается выяснить, был ли в группе военной проккратуры, которая проводила обыск, прокурор Крым? Николюк говорит, что не в курсе, обыск проводился при его жене, сам он был в Счастье.

— Меня забрали для обмена или для того, чтобы предать суду?

— В первую очередь для того, чтобы оказать медицинскую помощь. А потом уже пошли звонки на обмен.

Подсудимый Александр Александров:

— Когда меня задерживали, что я делал? Я оказывал себе помощь медицинскую?

— Ты говорил, что у тебя была аптечка. Но поскольку время доставки до больницы 5-7 минут, было принято решение наложить на тебя жгут и доставить в больницу.

В ответ на вопрос Александрова Николюк рассказывает, что не было возможности сразу забрать автомат «Вал», который был у Александрова, поскольку эвакуировала Александрова группа из двух человек и в этот момент по ней велся обстрел.

Как уточняет свидетель, обстрел велся из бесшумного оружия. Огонь вели не менее трех человек.

— Почему я понял, что ведется огонь? Надо мной раза два или три ветка упала, и был характерный свист пуль, — говорит Николюк.

Адвокат Грабовский уточняет, велся ли со стороны украинских военных минометный или гранатометный огонь. Николюк уточняет, что огонь велся на расстоянии до километра от «Фасада».

По словам свидетеля, решение открыть минометный огонь принималось с разрешения командования сектора А, которому подчиняется Николюк.

На этом допрос комбрига заканчивается. Судья объявляет перерыв 10 минут, чтобы проветрить зал.

В перерыве журналисты двух телеканалов попытались пообщаться с Ерофеевым и Алксандровым. Конвойные, став перед камерами, мешали съемке.

Оксана Соколовская рассказывает журналистам, что, по ее мнению, тот факт, что украинская сторона открывала минометный огонь, был нарушением минских договоренностей. Как именно это влияет на предъявленные Ерофееву и Александрову обвинения, она не пояснила.

Николюк же говорит журналистам, что ни Ерофеев, ни Александров «не заикались» о том, что они служат в так называемой «народной милиции ЛНР». О «Коммунисте» он говорит, что это был представитель «так называемой ЛНР». На счет нарушения соглашений он говорит, что военные вели огонь из 82-мм минометов, которые на тот момент не попадали под «Минские соглашения».

Кроме того, защита утверждает: тот факт, что украинские военные занимают позиции на обоих берегах Северского Донца — это также нарушение соглашений, поскольку линия разграничения проходит вдоль правого берега реки. Полковник Николюк не считает это нарушением, он говорит, что позиции военных зафиксированы ОБСЕ.

Следующий свидетель — сотрудник СБУ Кирилл Верес, ему 27 лет. В зоне АТО он с апреля 2014 года.

16 мая 2015 года они с комбригом Николюком, Ольховичем-Новосадюком и еще одним военнослужащим объезжали позиции на машине. «Начали выходить с машины, увидели, как выносят тело нашего человека в плащ-платке. Они сказали, что на нас напали и ведется бой. Было слышно, как свистят пули».

Взяли оружие и разделились, Верес пошел по окопу. Там сержант Залогин рассказал о том, что видел противника и кого-то ранил. Выдвинулись туда.

«Когда я вышел с окопа и побежал вперед, я увидел непосредственно капитана Ерофеева — вот он сидит слева. Он лежал на спине, он был в панамке, был без разгрузки и в темной форме. Он был ранен в правое предплечье и начал левой рукой тянуться к автомату, который был где-то в полуметре от него. Я был уверен, что он начнет в меня стрелять. С криком "Стоять!" я произвел два выстрела рядом с ним — попал в автомат», — рассказывает Верес.

Автомат он забрал. Большой деревянный приклад, большой глушитель — описывает он автомат, на его номере было много единиц и нулей. Прокурор собирает «Винторез», достав его из коробки с вещдоками, и показывает его свидетелю. Он опознает оружие. Верес показывает повреждения на оружии и рассказывает, что по винтовке он выстрелил из автомата калибром 5,45 мм.

С собой у Вереса не было аптечки. Он спросил у Ерофеева, что еще у него есть при себе. «Он сказал, что в левом кармане есть граната, заберите ее, чтобы мы не взорвались. Он потом сказал, что хотел взорвать гранату, но не смог дотянуться, она глубоко в кармане была. Граната была РГД-5»

«Командир крикнул: «Кирилл, это русские! Ты за них отвечаешь головой». У меня была задача обеспечить эвакуацию», — рассказывает Верес.

По его словам, они отнесли Ерофеева с места столкновения. По ним стали стрелять, он и Ольхович-Новосадюк вели ответный огонь. Затем пришли военные из 92-й бригады, чтобы эвакуировать Александрова. Его вынесли на носилках. «Вот сейчас он тут сидит. У него было огнестрельное ранение бедра. У он был в более светлом камуфляже, и была разгрузка при себе. Как потом он сказал, это была американская разгрузка, он заказывал ее в Америке».

Как рассказывает Верес, раненых эвакуировали на внедорожнике Mitsubishi L-200, который хорошо подходит для транспортировки раненых. Когда Александрова выгружали из машины, тот был без сознания, говорит Верес. Раненый был бледен, создалось впечатление, что он умер, сказал свидетель. Обоих доставили в больницу, где ранеными занялись врачи.

«Я спустился в автомобиль, у меня была там камера Go Pro, поднялся на второй этаж больницы города Счастье. Там лежал на кушетке Ерофеев, с ним беседовал командир бригады Виктор Николюк. Мы провели первый опрос. Рука у него уже была перевязана в тот момент, врачи сказали, что угрозы его жизни нет. Александрова в это время оперировали», — вспоминает он.

Опрос Кирилл Верес снимал на видеокамеру. «Там капитан Ерофеев говорит, кто он, откуда, и что они там делали». В интернет это видео он никуда не выкладывал. «Я его нашел только на прошлой неделе», — говорит Верес. Он говорит, что может передать это видео суду.

— Вы готовы передать его суду? — уточняет прокурор.

— Приезжайте, забирайте. Оно у меня дома на ноутбуке.

От Ерофеева они узнали, что группа была 14 человек. Доукомплектовавшись, бойцы 92-й бригады вместе с бойцами батальона «Айдар» вернулись на опорный пункт, чтобы найти оставшихся членов диверсионно-разведовательной группы. Там они попали под минометный обстрел, в ходе которого были ранены трое служащих ВСУ.

После ранения бойцов комбриг Николюк и Верес приняли решение вернуться на базу 92-ой бригады, поскольку группа преследования была небольшой — до 10 человек, нужно было эвакуировать раненых, к тому же не хватало людей, чтобы преследовать противника.

Вернувшись на базу и сдав «Винторез», Верес снова отправился общаться с Ерофеевым. По его словам, Ерофеев был уверен, что его скоро обменяют и очень беспокоился за свою винтовку, за потерю которой он может понести ответственность. Просил вернуть «Винторез».

«Предлагал мне за него, чтобы не соврать, АГС и СПГ. Говорит, договоримся. Ну было ж такое?» — оборачивается к Ерофееву свидетель.

Тот говорит, что не помнит об этом эпизоде.

По словам Вереса, Ерофеев рассказывал, что в окружение под Дебальцево вместе с ВСУ попали немецкие военные и после этого Меркель приезжала к Путину. «Потом он понял, что его просто вводили в заблуждение».

Ерофеев признался, что за постом ВСУ его группа наблюдала уже месяц, вспоминает Верес. «Он говорил, что работали они по всему сектору».

Целью нападения группы Ерофеева на украинских военных был захват опорного пункта, говорит Верес. «Захватят опорный пункт — захватят мост, захватят мост — захватят город Счастье».

Кирилл Верес рассказыает, что именно он транспортировал изъятую у Ерофеева винтовку «Винторез» сначала в Чугуев Харьковской области, а потом в Киев на улицу Владимирскую, в главный офис СБУ. В СБУ винтовку у него принял следователь, который тут же допросил его.

По словам свидетеля, он собственноручно почистил автомат от следов крови и земли, поскольку была информация, что должен будет везти винтовку президенту. И как офицер не мог ее предоставить главнокомандующему в «непрезентабельном виде».

Прокурор спрашивает об изъятом телефоне Александрова. «Я забрал его на следующий день, отправил почтой в город Киев, в СБУ», — отвечает свидетель.

На вопрос адвоката Юрия Грабовского Верес отвечает, что он является кадровым сотрудником департамента контрразведки СБУ. На уточняющие вопросы отвечать он отказывается: «Подавайте запрос в Службу безопасности Украины».

Не отвечает Верес и на вопрос о том, есть ли у него специальное юридическое образование.

— На основании чего вы пребывали в зоне дислокации 92-й бригады и принимали участие в боестолкновении 16 мая?

— Обратитесь, пожалуйста, с этим вопросом в СБУ.

Верес уточняет, что на сегодняшний день он уже не служит в СБУ. Грабовский спрашивает, была ли запись опроса Ерофеева Вересом ооформлена процессуально? Свидетель отвечает, что у него не было возможности процессуально оформить это действие. «Я достал видеокамеру, поснимал минут пять, спрятал, больше не доставал», — говорит он.

После очередного вопроса адвоката Верес говорит: «Скажите, где же вы вы были 16 мая, откуда вы можете знать, где были обвиняемые были 16 мая, раз говорите, что они никого не убивали? Или вы просто отрабатываете деньги, которые вам платит Российская Федерация?». Грабовский говорит, что это оскорбление стороны защиты.

Адвокат вспоминает слова Вереса о том, что он собирался передать винтовку президенту.

— Является ли верховный главнокомандующий стороной или участником уголовного производства?

— Обратитесь за этой информацией к верховному главнокомандующему.

— Относительно вашего первого визуального контакта с Ерофеевым. Вы настаиваете, что он лежал на спине?

— Да, и с бородой.

Вопросы задает адвокат Соколовская. Она просит объяснить, на основании чего свидетель делает вывод, что Ерофеев участвовал в боестолкновении.

«Я видел, как он лежал, куда он смотрел и куда "смотрело" его оружие. Оно "смотрело" на нас», — говорит Верес.

Он уточняет, что винтовка была возле Ерофева, он ее не снимал с раненого, а просто забрал ее. Винтовка была на расстоянии до полуметра от капитана. «Поскольку в нас стреляли в этот момент, я просто ее взял».

О Ерофееве Верес говорит, что обращался к нему не как к пленному или задержанному, а оказывал первую медицинскую помощь. «Он бы мог встать и уйти, но он ведь не ушел никуда», — говорит свидетель. В зале смех.

Отвечая на вопрос адвоката, он говорит, что из винтовки «Винторез» был изъят один патрон. Соколовская указала, что раньше он говорил о двух патронах. Верес отвечает, что может ошибаться.

Сам Ерофеев спрашивает у свидетеля:

— Была ли стрельба из окопа перед выходом в нашу сторону?

— Я не видел противника, зачем мне стрелять.

— Как вы поняли, что в винтовке один патрон?

Верес отвечает, что отсоединил магазин и увидел, что патрон один. «Ты ж остальное выстрелил», — говорит Верес Ерофееву. Тот замялся. На вопрос прокурора Климовича свидетель уточняет, что при Ерофееве была «куча пустых магазинов».

Александров вопросы Вересу задавать не стал.

Соколовская: «Договаривались ли вы с военнослужащим вооруженных сил Украины Мартынчуком о том, какие будете давать показания? Как вы можете пояснить их почти стопроцентное совпадение?»

Верес отвечает, что они ни о чем не договаривались, а на вопрос о совпадении говорит: «Ибо правда же».

На этом заседание заканчивается. Процесс продолжится 12 января в 15:30 мск.

После заседания Кирилл Верес на вопрос журналистов уточнил, что он не считает чистку винтовки уничтожением доказательств. По его словам, на ремне есть следы крови, и по экспертизе ДНК можно установить, кому она принадлежит. На слова о том, что он почистил автомат изнутри и теперь невозможно установить, стреляли ли из него, Верес заявил: «Эксперты разберутся, пусть каждый делает свою работу».

Адвокат Грабовский, напротив, говорит, что из-за этой чистки доказательство было уничтожено в полном объеме. Теперь невозможно будет установить, стреляли ли из нее.

Грабовский продолжает: «Произошла подменя понятий. Акт об изъятии оружия не составялся, а составлялся акт о добровольной сдаче оружия». Получается, что Верес фактически сказал, что он как собственник оружия сдал его добровольно.

Адвокат Грабовский перечисляет, что как свидетелей он хотел бы вызвать в суд двух представителей Минобороны России, которые входят в контактную группу по контролю за соблюдением договора о прекращении огня. Также защита будет ходатайствовать о допросе «начальника народной милиции ЛНР». Это возможно, например, в режиме видеоконференции.

Прокурор Крым подтверждает, что сейчас невозможно установить, стреляли ли из винтовки. При этом не берется дать оценку тому, правильной или неправильной была ее чистка.

«Провести видеоконференцию можно только с судов или с мест лишения свободы. Значит, там должен присутствовать представитель украинского суда или органа исполнения наказания. Поэтому начальник так называемой народной милиции ЛНР должен будет прибыть на подконтрольную Украине территорию», — говорит Крым.