На предыдущем заседании, еще до начала процесса, Эдуард Малышевский сказал адвокату Александру Альдаеву, что не будет никому заявлять отвод «исключительно из уважения к людям, которые здесь сидят».
«Да, я выбил окно, но этому предшествовала череда событий», — признал подсудимый. Свою вину он отрицает, но настаивает: «Не было у меня умысла, вообще о них не думал, эти бандиты избивали народ».
Прокурор Лариса Сергуняева зачитала обвинительное заключение, потерпевший боец Нацгвардии Дмитрий Астафьев сказал, что «почувствовал удар в голову», когда держался за ограждение и стоял у автозака с задержанными на Тверской.
Астафьев заметил, что не получил никакого вреда, поскольку был в защитном обмундировании. Дальше несколько коллег потерпевшего дали свидетельские показания, потом, когда в зал зашла несовершеннолетняя дочь подсудимого Екатерина, Астафьев попросил, чтобы ему разрешили уйти из суда, напоследок он призвал при назначении наказания учесть, что у Малышевского есть дочь.
Девушка рассказала, что до задержания отец, который сейчас живет с другой семьей, был единственным, кто помогал ей, сам Малышевский замечал: «Катюха, сворачивай, лучше не надо проблемы сейчас выставлять».
«Катюх, я рад, что ты приехала в Москву, хоть и по такому поводу», — сказал Эдуард дочери, когда она выходила из зала. После короткого перерыва судья объявил об окончании заседания.
— Добрый день всем. Приветствую, гости дорогие. Низкий поклон вам всем, от души за заботу и внимание, — улыбается подсудимый, пока конвоиры его заводят в «аквариум».
Когда журналисты заходят на протокольную съемку, Малышевский прислоняет к стеклу листы с рукописным текстом.
— Тут интересные вещи: размышления, мнения, — объясняет он. — А вот последнее — деловое предложение Володе Путину. Если у кого-то есть короткая связь, можете отправить.
Затем Малышевский надевает очки и начинает читать свое обращение к россиянам. Он благодарит всех за поддержку, говорит, что человечество еще на подходе к построению [справедливого общества].
— Если желаемое соответствует божественным принципам, желание наше реализуется, — читает подсудимый.
Кто-то из слушателей через адвоката передает Малышевскому, что его дочь устроили в лицей в Подмосковье, подсудимый широко улыбается и благодарит всех за помощь.
Адвокат Александр Альдаев объясняет ему, что будет на сегодняшнем заседании: допрос свидетелей, возможно, прения, и последнее слово.
Алексей Миняйло рассказывает Малышевскому про сцену из «Темной башни» Стивена Кинга, где один герой спрашивает у другого: «Ты веришь в загробную жизнь?», а собеседник отвечает: «Сдается мне, это она и есть». Приставы не вмешиваются в их разговор.
Малышевский:
— А насчет справедливых судов. Я ехал [в суд в автозаке], двое попались, штампики ставили трудовым мигрантам, брали гастарбайтеров из-за рубежа. Им прилепили 210-ую (210 статья УК, организация преступного сообщества — МЗ), им запросили 14 лет, вчера на приговор ехали. Вечером обратно поедем, хату запишу, спрошу, что дали.
Малышевский и Миняйло продолжают общаться. Миняйло рассказывает, как его отправили в СИЗО без паспорта по аватару из фейсбука.
В деле сменился прокурор. Теперь обвинение представляет прокурор Пастухов.
Наконец, судья Беляков заходит в зал. Он объявляет, что явились два свидетеля. Прокурор приглашает свидетеля Олег Журба. Малышевский встает и говорит, что у него есть ходатайство.
— Опираясь на опыт предыдущего судебного заседания, прошу учесть положения УПК, — говорит он. — И более подробно выяснить, как я ругался.
— Просите, вы что? — прерывает его Беляков.
— Я прошу, чтобы вы попытались убедиться в том, что, возможно, они сказки рассказывают.
Судья Беляков объясняет, что это не ходатайство по существу, и все свои вопросы он может задать свидетелю.
Свидетель Журба рассказывает, что в конце июля был сержантом полиции второго оперативного полка. Прокурор просит его рассказать о службе 27 июля.
— Мы несли службу на основании указания, были в форменном обмундировании. Было создано КПП (контрольно-пропускной пункт — МЗ), чтобы не подходили митингующие, — начинает полицейский.
Примерно в 14 часов собралось много народу, начались задержания. Свидетель видел, как задерживали Малышевского.
— Дальше я услышал шум и крики, потом вижу, как падает стекло, и сразу выглядывает Малышевский. Как в дальнейшем я узнал, упало на нашего сотрудника, Астафьева, но он травм не получил, был в полной экипировке, — вспоминает свидетель.
Прокурор просит уточнить, за что изначально был задержан подсудимый.
— Яро выкрикивал фашистские... против сотрудников кричал, — говорит Журба.
Больше вопросов у прокурора нет к свидетелю. Теперь Журбу допрашивает адвокат Альдаев.
— В какое время выпало стекло, вы можете сказать?
— В 2-2:30.
— В показаниях вы сказали, что вы видели, что стекло выбивают, но вы не видели, кто его выбил, я правильно понял?
— Да, я был со стороны улицы.
— Вы уверены, что это был Малышевский?
— Видно было из окна штаны его. Я видел его штаны, когда его вели.
Журба уточняет, что запомнил шорты подсудимого, так как они были «пляжные, цветастые».
— Вы Астафьева знали до случившегося? — спрашивает защитник.
— Мы в одном взводе, да, знал.
— В момент, когда стекло падало на потерпевшего... вы уверены, что это был Астафьев?
— Да, я видел его, я рядом стоял. Я видел, как упало, и как он от боли закричал.
— В ходе вот этого противостояния полиция применяла спецсредства?
— Применяла.
— Вы применяли?
— Снимается вопрос, — вмешивается судья.
Допрос продолжается. Адвокат Альдаев уточняет, пострадал ли кто-то еще из полицейских в то время в том месте; свидетель Журба рассказывает про эпизод с распылением баллончика.
У защитника все. Вопросы задает Малышевский:
— Вы слышали какие-то крики, разговоры?
— Вас когда вели, вы что-то кричали, отказывались в транспорт идти. Вы сопротивлялись, ставили руки в проходе, — говорит полицейский.
— А что именно я кричал?
— В грубой форме про полицию.
— Были матершинные слова?
— Были матершинные слова.
— Вы уверены, что это я был?
— Да.
— В окошко автобуса я кричал?
— Слышал, кричали.
— Именно я кричал?
— Из автобуса был шум.
Судья Беляков выясняет, куда потерпевшему попало стекло; свидетель говорит, что в верхнюю часть головы. Тогда судья интересуется, что произошло с Астафьевым. Журба отвечает, что он «потерялся немного, но быстро пришел в себя».
Суд задает еще несколько уточняющих вопросов — про вес стекла и про то, насколько сложно его выбить — и отпускает свидетеля.
Следующий свидетель — Александр Калабухов. Он командир отделения во втором оперативном полку.
Он стандартно рассказывает, как нес службу на митинге 27 июля, как был направлен к Тверской улице, как задерживали людей.
— В какой-то момент граждане начали активные попытки прорыва оцепления... Когда все это происходило, услышал удар, стук, увидел, как вылетает окно из автобуса, попадает на сотрудников и граждан. Оттуда выглядывает этот гражданин, — Калабухов указывает на Малышевского.
— Вы видели момент выпадения стекла? — уточняет прокурор Пастухов.
— Когда стук услышал, я повернул голову, увидел, как окно вылетает, падает.
— Вы видели, кто пострадал?
— Упало на сотрудников, которые стояли. На кого именно, я на тот момент не мог увидеть, так как сотрудники ходили в шлемах.
— От чего стекло выпало?
— Потом сотрудник отдела видеофиксации показал, было видно [на видео], что от удара ноги.
Теперь вопросы задает защита. Адвокат Альдаев спрашивает, как далеко Калабухов находился от места происшествия; тот говорит, что в нескольких метрах.
— Вы лично Астафьева знали до задержания?
— Нет, в полку больше тысячи человек.
— Условно, это мог быть и не Астафьев?
— Да.
Тогда защитник уточняет, уверен ли свидетель в том, что в оконный проем после выбивания стекла выглядывал Малышевский. Полицейский отвечает, что запомнил возраст мужчины — он был старше, чем остальные задержанные. В тот же день ему показали видео, и он точно понял, что это был Малышевский.
Малышевский, как и в прошлый раз, спрашивает у свидетеля, ругался ли он при задержании. Калабухов говорит, что все вокруг кричали лозунги, и он не мог различить, кто именно это делал. Далее подсудимый интересуется, есть ли в «жопе автобуса» какое-то окно, благодаря которому то, что происходит внутри, может быть слышно снаружи; свидетель снова говорит, что большую часть времени стоял лицом к протестующим и не слышал.
Адвокат Альдаев спрашивает, были ли в автобусе камеры — не было — и заканчивает допрос. Следом судья Беляков задает стандартные вопросы про видимость из автобуса, про то, насколько легко выбить стекло, и так далее.
Прокурор Пастухов заявляет ходатайство об оглашении показаний свидетеля, так как они отличаются от показаний, данных на следствии. Адвокат Малышевского против. Сам подсудимый хочет что-то сказать, но потом машет адвокату рукой — «сам разбирайся».
Судья удовлетворяет ходатайство и начинает читать протокол.
Показания Калабухова на следствии начинаются таким же рассказом про службу на митинге 27 июля. Но тогда он утверждал, что слышал из автобуса крики Малышевского, и обернулся за момент до того, как стекло вылетело. Кроме того, в протоколе указано, что он назвал фамилию потерпевшего Астафьева.
— В непосредственной близости от автобуса было много полицейских, промахнуться Малышевский не мог, — читает судья протокол допроса.
Свидетель Калабухов подтверждает показания и говорит, что на следствии лучше помнил обстоятельства. Вопросов у сторон к нему нет. В «аквариуме» встает Малышевский:
— Скажите, пожалуйста, кто дал распоряжение [поставить ограждения]?
— Конкретно сейчас вам доложить не могу, распоряжения давал оперативный штаб.
— Ладно. Обиды на народ не держите. Могу вам сейчас сказать, что это приказание было дано незаконно, — говорит подсудимый.
Судья Беляков прикрикивает на него и замечает, что это не вопрос.
Полицейского Калабухова отпускают.
Малышевский узнает у адвоката Альдаева, почему оглашаются материалы о его судимости, хотя они погашены. Защитник объясняет, что следит за этим, и все нормально.
Через несколько минут Альдаев просит сделать прокурору замечание — эти справки не являются доказательством по делу. Судья Беляков замечание принимает и говорит, что подробно их обозревать не нужно, это относится только к характеристикам личности.
— Ваша честь, гражданин прокурор, я протестую, — встает Малышевский, когда прокурор хочет прочитать характеристику на него от МВД. Судья снова повышает на него голос и говорит, что он уже ходатайствовал об исключении этого материала, ходатайство было разрешено.
Подсудимый эмоционально рассказывает, что это клевета, фальсификация и «писулька из СК». Беляков несколько раз просит его присесть и делает ему замечание.
Затем он просит прокурора продолжать. Тот читает, что, согласно материалам МВД, Малышевский «характеризуется с негативной стороны», «злоупотребляет спиртными напитками», «нарушает правила проживания». Судья просит прокурора не оглашать в полном объеме — достаточно лишь того, что характеристика негативная.
Прокурор Пастухов доходит до видео из материалов. Объявляется перерыв на две минуты, судья уходит.
Малышевский извиняется перед слушателями за скучный процесс. Помощник судьи настраивает телевизор; заставка — фотография Мосгорсуда — троится, мерцает и распадается на цветовой диапазон. Кто-то шутит про психоделики.
— Та пакость, которая там написана, ко мне отношения не имеет, — объясняет журналистам Малышевский, имея в виду свою негативную характеристику. Он говорит, что СК даже не посылал запрос в полицию по адресу его прописки.
Подсудимый спрашивает, кто из присутствующих в зале писал ему письма, чтобы узнать человека в лицо, так как в переписке нет фотографий. Никто, кроме Миняйло, не отзывается.
Адвокат Альдаев говорит, что сейчас будет 20-минутное видео, самое большое. Малышевский предлагает посмотреть только кусочек, касающийся его самого. Защитник объясняет ему, что лучше посмотреть целиком, так как на видео запечатлены жестокие действия полицейских.
— Да не надо, Саныч... Ну, ты любишь че-то время тратить, — не соглашается подсудимый.
Видео воспроизводится плохо, каждые две-три секунды вместо него появляется черный экран. Судья снова объявляет небольшой перерыв.
Пока технику настраивают, Алексей Миняйло беседует с Малышевским. Они обсуждают свободу воли и допросы.
Затем Малышевский объясняет, что «хитрожопые обворовавшиеся» ставят простых мужиков (полицейских) между собой и народом как буфер.
— И вы, бедолаги, попали, и нам — куча людей здесь сидит, куча людей отсидели на сутках, — рассуждает Малышевский. Пристав и полицейский сидят молча.
Судья после затянувшегося перерыва возвращается в зал. Стороны начинают смотреть видеозапись.
Слышны крики протестующих «Позор!», требования полицейских разойтись, виден служебный автобус ПАЗ. Издалека виден момент, когда падает стекло из оконного проема автозака. Корреспондент «Медиазоны» отмечает, что там такой угол обзора, что нельзя с точностью сказать, задело ли оно полицейского.
Затем показывают материалы с телефона Малышевского, там его личные фотографии — например, он позирует на фоне чего-то во весь рост, примеряет солнечные очки и так далее. Слушатели посмеиваются.
У адвоката Альдаева два ходатайства — о приобщении и об исключении доказательств. Первое — он просит приобщить медицинские документы Малышевского, которые подтверждают хроническое заболевание у его подзащитного.
— К сожалению, почерк не очень разборчивый, но по просьбе моего подзащитного не оглашаю [содержание документов], — комментирует защитник, когда прокурор внимательно склоняется над листами перед ним.
Судья Беляков соглашается приобщить материалы. Теперь защитник просит исключить справку-характеристику по месту проживания.
— Она составлена будто бы участковым Смирновым. Она не выдерживает никакой критики, составлена с грубейшими нарушениями, не может быть даже характеризующим материалом, — говорит защитник.
Справка не имеет исходящего и входящего номера документа, даты составления, отсутствует сопроводительный документ, то есть сам запрос, объясняет адвокат Малышевского.
— Единственная цель — опорочить моего подзащитного перед судом, — уверен Альдаев. Он также напоминает, что Малышевский уже год не живет по этому адресу; кроме того, составивший характеристику участковый территориально не относится к прописке Малышевского.
Кроме того, Альдаев просит исключить материалы административного дела против Малышевского.
Прокурор Пастухов выступает против исключения справки. По его мнению, защитник не объяснил, каким требованиям не соответствует характеристика от МВД.
Судья соглашается с прокурором и отказывает в исключении документа, поскольку уже раньше отказывал по такому же ходатайству, а новых обстоятельств адвокат Альдаев не привел.
Малышевский встает: у него ходатайство, он хочет заявить протест на действия судьи Белякова. Судья объясняет ему, что действия его могут быть обжалованы по-другому. Тогда подсудимый хочет заявить ходатайство об изменении квалификации статьи, но судья говорит, что это можно сделать после допроса.
Стороны переходят к допросу Малышевского.
— С какой целью вы приехали в Москву в 2017 году? — начинает допрос своего подзащитного адвокат Альдаев.
— Сначала на форум, потом нашел работу, близких подтянул.
— Зачем пошли в центр Москвы [в день акции 27 июля], с какой целью?
— В центр поехал, увидел потом сообщение в интернете, что будет митинг за справедливые выборы. Просто я пошел, как говорится... ознакомиться с версией тех людей, выяснить, насколько мое мнение совпадает с мнением народа. Я считаю, что должна быть пустая графа, чтобы туда можно вписать человека. Не должно быть предвыборной кампании, она создает массу манипуляций.
— Давайте без политики тут, — вставляет судья Беляков.
Малышевский рассказал, что на митинге увидел «нормальных, адекватных людей, не отморозков»; им перекрыли дорогу, хотя они просто хотели пойти к мэрии и рассказать о своих предложениях.
— Никто [из мэрии] не вышел, а был кордон милиционеров. Получилось так, что две толпы сходятся, одна как бы узаконена, вторая — нет.
Судья снова просит Малышевского быть ближе к сути.
Малышевский рассказывает, что полицейские начали агрессивно встречать народ, который просто хотел справедливости и быть услышанным.
— Вы пришли, чтобы поддержать честные выборы?
— Совершенно точно.
— Полиция действовала жестко?
— Очень жестко, очень нагло. Но я их судить не могу, они просто исполнители. Со мной в этом «аквариуме» должен сидеть человек, который дал приказания.
— Эдуард Вадимыч, щас в отношении вас дело слушаем, — прерывает его Беляков.
— Я правильно понимаю, что ваши действия были спровоцированы действиями сотрудников? — уточняет адвокат Альдаев.
— Сан Саныч, да. Я считаю так, ну, чуть-чуть помягче.
Малышевский все же читает свое ходатайство: он считает, что его действия были неверно квалифицированы по части 1 статьи 318 УК. Подсудимый путано объясняет, что это был всплеск эмоций, и, кроме того, у него не было умысла, он не хотел никого убить или покалечить.
— Когда футболист пнул мячик, он на трибуну улетел, кому-то в рожу попал. Что мы его, судить, что ли, будем? — приводит он пример.
Малышевский перечисляет статьи УК до особенной части: о крайней необходимости, о квалификации преступления, целью которого было достижение общественного порядка и прочее. Потом он говорит о Конвенции по правам человека, и, наконец, просит вынести оправдательный приговор и признать действия чиновников из мэрии Москвы по несогласованию митинга незаконными.
Судья Беляков в очередной раз напоминает Малышевскому, что рассматривается его уголовное дело по конкретному обвинению.
Адвокат Альдаев продолжает допрос: его интересует, применяли ли силовики спецсредства (да, применяли), и нападал ли кто-то на них (нет, не нападал).
— Да, я выбил окно. Никакой умышленности тут не было. Призываю к разуму, как это так, — говорит Малышевский.
— А потерпевшего Астафьева вы видели? — спрашивает адвокат.
— Да там куча затылков была, я не думал, что оно долетит.
Малышевский объясняет, что выбитое им окно — эвакуационный выход, оно «вышибается с ладошки».
— Я правильно понимаю, что умысла причинить вред не было?
— Не было.
— Вы пытались покинуть автобус после того, как выбили окно?
— Нет.
Малышевский вновь убеждает судью, что он не матерился и не кричал.
— Я правильно понимаю, что вы неприязни к полицейским не испытываете? — продолжает защитник.
— Я могу сказать, что с симпатией отношусь тем, кто стоит на страже закона. Они ограничены тупыми приказами. Ваша честь, ответьте на один вопрос: можно наказывать собаку, которую натравили на человека?
— Здесь суд задает вопросы, — улыбается ему судья Беляков.
Адвокат Альдаев спрашивает у своего подзащитного, как он содержал свои семьи. Малышевский просит об этом не говорить, он не хочет отвечать на эти вопросы.
— Мне не надо снисхождения, я не виноват, — объясняет он Малышевский.
Теперь вопросы задает прокурор Пастухов.
— Лица, которых вы видели перед автобусом, они были в форменном обмундировании? — начинает он.
Малышевский говорит, что они стояли в нескольких метрах.
— Устранение указанного стекла как должно было повлиять на действия полицейских?
— Они бы услышали мой голос. Я бы имел возможность кричать, докричаться до них попытался бы.
— Чем вы выбили стекло?
— Ногой.
— В связи с чем вы пнули его ногой, если говорили, что рукой достаточно.
— Да я предположил, я не проверял.
Прокурор интересуется, почему Малышевский был уверен, что его не было слышно без выбитого стекла.
— Люди пытались докричаться, реакции никакой не было у омоновцев, — отвечает подсудимый.
Допрос продолжается.
— Нормально, сидеть в тюрьме могу, доктор позволит, — отвечает Малышевский на вопрос о текущих хронических заболеваниях. — Но это будет аморально.
Теперь вопросы задает судья — его интересует, не боялся ли Малышевский, что стекло попадет по митингующим.
— Ваша честь, я не предполагал, что оно вылетит. Я думал, оно повиснет, чтобы словом воздействовать на полицейских.
— А как вы звуком могли прекратить действия полиции?
— «Милиция, хорош, прекратите беспредел». Такие слова.
— А граждане разве не говорили такого?
— Я не слышал, что говорили граждане.
Следом судья интересуется семьями Малышевского — кому и как он помогает. Подсудимый говорит, что помогает своей дочери от бывшей девушки, и помогает еще двум сыновьям, которых усыновила его нынешняя девушка.
Прокурор просит отложиться для подготовки позиции в прениях. Судья объявляет перерыв в две минуты, чтобы адвокат Альдаев и Малышевский могли согласовать позицию.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке