13 октября Алексей Навальный начал оспаривать решение колонии лишить его права на адвокатскую тайну — администрация колонии решила проверять все документы, которыми он обменивается с адвокатами, объясняя это тем, что Навальный «продолжает свою преступную деятельность».
13 октября адвокат Вадим Кобзев напомнил, что в отношении Навального расследуется новое уголовное дело и разглашать детали следствия запрещено. Но сотрудники колонии не только просматривали не подлежащие разглашению материалы дела, которые адвокаты приносили на ознакомление Навальному, но и делали копии.
Так как администрация ИК-6 прямо нарушала подписку о неразглашении, адвокаты Навального предложили суду вызвать представителя Следственного комитета в суд, и судья Никифоров согласился. Но на заседание 10 ноября никто из СК не явился. Сегодня суд продолжит рассматривать эту жалобу.
Суд также рассмотрит иск Навального, которым он пытается добиться получения зимней обуви.
«Тебе не дают зимних сапог. Значит, ты или не выходишь на прогулку (и страдаешь), или выходишь и заболеваешь (что со мной уже и произошло). Простудиться — ерунда, если вы дома с пледом, чаем и медом. А в камере, где горячая вода существует в виде 3 кружек — на завтрак, обед и ужин, — болеть категорически не рекомендуется даже простудой. Заболеете, придется просить что-либо у администрации — таблетки, медпомощь, разрешение на шерстяные носки и т.п. Чувствуя, что у них появился дополнительный рычаг, администрация начнет выкручивать руки и требовать, чтобы вы отказались от каких-то своих позиций», — прокомментировал отсутствие зимней обуви Навальный.
Пресс-секретарь политика Кира Ярмыш рассказала, что зимнюю обувь Навальный получил, только начав судиться за нее с колонией: «Его специально вызвали из ШИЗО на комиссию, начальник колонии спросил: вы правда подали в суд? Алексей сказал: правда. И тогда начальник колонии достал ботинки из-под стола и вручил их Алексею», — написала Ярмыш в твиттере.
Третьим иском Навальный и его адвокаты пытаются добиться, чтобы администрация ИК-6 отвечала на запросы политика по существу.
Судья Кирилл Никифоров открывает первое сегодняшнее заседание — по иску Навального об ответах администрации колонии на его запросы по существу.
Представитель ИК-6 капитан Крылов просит приобщить к делу ответ администрации по поводу библиотеки учреждения — там есть 13 028 книг, нет экстремистской и иной запрещенной законом литературы.
Судья Никифоров зачитывает суть иска. 18 сентября Навальный обратился с запросом в колонию с просьбой разъяснить ему, какие слова нельзя использовать в криминальной среде. Колония ответила ему, что в библиотеке списка таких слов и выражений нет. Навальный обратился в суд, так как ему нужен ответ по существу.
Навальный берет слово и поясняет, что этот суд кому-то может показаться развлекательным, но на самом деле вопрос очень важный. Ведь за использование запрещенных слов людей привлекают к ответственности, так как в ПВР сказано, что запрещено употреблять «слова и выражения, принятые в криминальной среде».
Несмотря на запрет жаргонизмы в колонии употребляются постоянно, продолжает Навальный. «Это неизбежно, это свойство просто-напросто языка», — объясняет политик. И в отношении Навального этот запрет применяют сурово, так как прямо сейчас он ШИЗО за нецензурное слово, сказанное в беседе с другим осужденным. Ему дали 12 суток из 15 возможных.
«Этот пункт [ПВР] для меня суров, нарушить этот пункт я не хочу», — продолжает Навальный и приводит еще один пример. Как-то раз Навальный сказал, что его могут перевести «под крышу». Так в колонии называют строгие условия содержания. На это сотрудник колонии ответил, что Навальный не имеет права использовать такие слова, потому что оно используется в криминальной среде.
«Я, честно говоря, довольно далек от криминальной среды, мне даже стыдно в этом признаваться, я не очень знаком с некоторыми обычаями и лексикой», — говорит Навальный. По его словам, даже спустя два года пребывания в учреждениях пенитенциарной системы он не всегда понимает, о чем говорят окружающие.
Поэтому политик попросил выдать ему список запретных слов и выражений: «Наш начальник прекрасный человек, но в ситуациях, когда есть неопределенность, он начинает делать, что и все начальники любого уровня — начинает придуриваться». Так Навальный охарактеризовал уже зачитанный ответ по поводу содержания тюремной библиотеки.
По словам Навального, ему угрожали наказанием за такие слова, как «баланда», «шконка» или даже «зэк» — ведь правильно говорить «осужденный».
Когда политик попытался выяснить у администрации колонии, какие именно слова запрещено использовать, он получил ответ, что книги со списком таких слов в тюремной библиотеке нет. Тогда Навальный начал слать запросы по поводу конкретных слов. Например, может ли он использовать слово «крыша».
Ответ начальника колонии Ножкина: «Слово крыша включено в список жаргонных слов и не может использоваться вами при общении с другими лицами».
Ответ про библиотеку, зачитанный ранее капитаном Крыловым, Навальный называет «издевательским» и требует дать ему список слов, которые нельзя использовать. Либо дать ответ по существу — признать, что колония не может предоставить список, либо пообещать предоставить список к определенной дате, либо признать, что такого списка не существует. «Я предполагаю, что его [списка] нет», — уточняет Навальный.
По просьбе адвоката Кобзева Навальный снова зачитывает свое обращение уже от 7 ноября по поводу «крыши». Там начальник колонии Ножкин прямо говорит о «сборнике жаргонных слов и выражений, употребляемых преступными элементами».
В сборнике также есть символы татуировок. Сам документ имеет «гриф ограниченного распространения» — такое понятие не имеет юридического смысла, подчеркивает Навальный.
Ответ по поводу содержимого библиотеки адвокат Кобзев называет «оффтопом» или, «как говорили раньше на Руси: один про Фому, другой — про Ярему».
Кобзев подчеркивает, что начальник Ножкин говорит про сборник в том числе татуировок, хотя Навальный про них не спрашивал:
— Татуировки его не интересуют. Пока. Наверное.
— Я пытаюсь удержаться от этого! — комментирует Навальный.
Кобзев настаивает: если Навальный будет знать, какие слова использовать нельзя, это поможет ему избежать «пары-тройки новых ШИЗО» и, следовательно, избавит от необходимости подавать новые судебные иски к ИК-6.
Чтобы приобщить все (а не только первый) запросы Навального и ответы колонии на них, Кобзев предлагает отложить заседание.
Навальный добавляет, что лишь пытается сократить «пространство произвола». Он сразу предупреждает судью Никифорова, что намерен обжаловать в суде каждый ответ, который ему дают не по существу.
«Если у любого образованного человека, который читает великую русскую литературу, спросить, что такое "перо", он ответит: "Это нож, конечно"», — продолжает Навальный. Поэтому он уточнил у колонии, можно ли ему использовать цитату: «Смотри не обломай перо об это каменное сердце». Ответ ему также дали не по существу, сказав, что разъяснять не должны.
Перечисляя свои запросы к колонии, Навальный решает раскрыть все карты перед судом. Он уже отправил запросы по поводу фраз «Пасть порву, моргала выколю», «Кабаки и бабы доведут до цугундера».
Сотрудники колонии, по словам Навального, проявляют свое лицемерие: «Они разговаривают матом, они думают на нем. При этом меня за единственное [матерное] слово сажают на 12 суток [в ШИЗО]».
Капитан Крылов считает, что запрос про перо и каменное сердце не имеет отношения к делу. Сборник жаргонных слов имеет гриф ДСП, но колония готова представить его суду для обозрения.
Теперь Навальному интересно, кто объявил секретным сборник жаргонизмов. Представитель колонии Крылов отвечает, что сборник разработан еще в ГУИТУ МВД СССР в 1983 году и до сих пор не отменен.
«Я так и знал!» — ликует Навальный. Он вспоминает, как им на юрфаке «для смеха» преподаватель по криминалистике приносил этот сборник с татуировками.
«Пусть предоставят документ, по которому нечто из 1983 года из СССР по-прежнему секретно», — возвращается Навальный к сути иска.
Адвокат Кобзев поясняет, что хочет однозначно установить: этот сборник секретный с 1983 года или стал секретным сейчас по решению самой колонии. Подполковник Круглышев отвечает, что этот сборник секретный изначально, обещает принести его в суд.
Судья Никифоров сразу же переходит к следующему иску — по поводу цензуры документов адвокатов Навального в колонии. Этот иск суд начал рассматривать еще 13 октября.
На предыдущем заседании адвокаты Навального дополнили исковое заявление, адвокат Ольга Михайлова зачитывает его. Навальный находится в колонии, но прямо сейчас сейчас обвиняется по нескольким уголовным статьям: часть 3 статьи 282.1 УК, часть 2 статьи 239 УК, часть 1 статьи 282.3 УК, часть 3 статьи 282.1 УК, часть 3 статьи 354.1 УК, часть 1 статьи 280 УК, часть 2 статьи 280 УК, часть 2 статьи 239 УК, пункты «а», «б», «в» статьи 151.2 УК, часть 2 статьи 205.2 УК.
При этом колония ввела цензуру всех аспектов общения с адвокатами, а также дает ему в ШИЗО (где он находится уже 67 суток) лишь полчаса в день на работу с документами. Это не позволяет ему подготовиться к защите от многочисленных обвинений.
Решение о цензуре всей переписки с адвокатами со стороны колонии привело к «беспрецедентному, вопиющему, циничному нарушению адвокатской тайны», продолжает Михайлова. На любые возражения им предлагают либо оставить документы на входе «в плохо запирающемся ящике», либо покинуть колонию. Все видеозаписи, где зафиксированы эти действия сотрудников «либо уничтожены, либо спрятаны», добавила адвокат.
Помимо очевидных конституционных норм, колония также нарушает законодательство об адвокатской деятельности, объясняет Михайлова, перечисляя соответствующие статьи нормативных документов. Любое общение и документы, которые используют адвокат и доверитель, составляют адвокатскую тайну, которую можно нарушить только по решению суда, говорит она.
Конституционный суд в 2015 году подтвердил, что такая тайна — это не привилегия адвоката, а гарантия права на защиту. Помимо прочего, нельзя ставить адвоката перед выбором: либо не брать документы с собой, либо раскрыть их содержимое.
ИК-6 изучает и записыват на видео «все без исключения» документы адвокатов Навального, то есть нарушает его право на защиту по уголовным делам, гарантированное Уголовно-процессуальным кодексом. Как сказано в исковом заявлении, действия колонии приводят к тому, что защита Навального по уголовным делам становится невозможной.
Передача Навальному документов напрямую также стала невозможной — прорезь заделали наглухо, продолжает Михайлова. Поэтому адвокатам и Навальному приходится разговаривать очень громко, то есть их слова слышат все в соседних камерах. Это приводит к разглашению данных предварительного расследования без разрешения следователя.
По мнению защитников Навального, колония не располагает и не могла располагать данными о том, что тот использует общение с адвокатами для подготовки преступлений.
В иске Навальный и защитники требуют прекратить цензуру их общения и обратиться в Конституционный суд по поводу этих нарушений.
Представитель колонии капитан Крылов считает, что иск удовлетворять не надо. Для осужденных предусмотрены ограничения, в частности переписка с адвокатами подлежит цензуре, если администрация учреждения считает, что так готовится новое преступление.
Такая цензура возможна «по мотивированному решению начальника ИУ», считает Крылов. 7 сентября начальнику колонии поступил рапорт, что от имени Навального размещаются посты с признаками публичных призывов к экстремистской деятельности, возбуждения ненависти либо вражды, организации экстремистского сообщества, организации деятельности экстремистской организации и вовлечении в эти преступления других людей. Помимо этого в постах описывается быт Навального в колонии.
Проверка рапорта показала «практическую возможность» того, что Навальный передает адвокатам тексты для публикации в соцсетях, так как других каналов для связи с внешним миром у него нет.
Представитель колонии Крылов зачитывает заключение о посте в инстаграме Навального от 21 июня, где говорится о дисциплинарном взыскании и содержатся сведения, «дискредитирующие уголовно-исполнительную систему» и лояльных к ней лиц.
Другой пост от 1 июля описывает условия содержания в колонии. Там, как сказано в заключении, формируется представление о распорядке дня в колонии, которое приводит к негативному восприятию тюремной системы.
В постах Навального также содержатся признаки дискредитации и возбуждения ненависти или вражды в отношении высшего руководства страны. К таким относится публикация о создании международного Фонда борьбы с коррупцией. Упомянута в заключении и публикация «о якобы создании» профсоюза заключенных «Промзона».
«У осужденного Навального выявлены лидерские качества и способности к управлению людьми», — зачитывает капитан Крылов справку из психологической лаборатории колонии.
Сотрудники колонии прослушивали телефонные разговоры Навального с матерью. В них он ничего не говорил о содержании постов для соцсетей. В обычных телеграммах и письмах, которые цензурировались по стандартной процедуре, тоже ничего подобного не было.
На основе этого делается вывод, что посты могли появиться только в результате общения и переписки Навального с адвокатами — их переписка тогда не подвергалась цензуре. Так администрацией колонии был «установлен канал распространения информации».
Навальный просит представителя колонии уточнить, кто запрещает публиковать посты в его инстаграме. Капитан Крылов отвечает, что речь не о публикации, а о содержании постов: «Комиссией были сделаны выводы о том, что данные публикации направлены на возможное совершение в том числе преступлений».
— Факт публикации не является незаконным?
— Сам факт публикации не считаем.
— Лично мне запрещено публиковать?
— Я уже ответил на этот вопрос. У вас нет на это возможности.
— Я не могу пользоваться интернетом, но если я напишу письмо кому-то: «Опубликуйте твит, что сотрудники колоний Владимирской области — самые красивые люди на планете Земля»?
— Не запрещено.
Навальный недоумевает, как он может нарушать закон просто сообщая о том, что его отправили в ШИЗО. Капитан Крылов возвращается к заключению, что в посте недостоверная информация и дискредитация сотрудников ФСИН.
Комиссия по сути решила, что им не нравится оценка, которую Навальный дал их действиям, говорит политик. «Каким образом они установили недостоверность?» — спрашивает он. Крылов не отвечает на вопрос.
Где же иск в суд о защите чести и достоинства, заявление о клевете, спрашивает Навальный. «Не существует доказанных фактов того, что я распространял недостоверные сведения, за исключением мнения этих заинтересованных лиц», — констатирует он.
Крылов в ответ только повторяет, что начальник колонии вправе на свое усмотрение доверять выводам комиссии и вводить цензуру переписки с адвокатами.
Навальный продолжает задавать вопросы сотруднику колонии:
— Вот здесь сказано: «Искаженное представление о складывающейся социально-экономической обстановке в стране». А какая обстановка сейчас в стране?
— Уважаемый суд, считаю, что данный вопрос не относится к иску.
— Вопрос снимается.
— Ваша честь, ну как снимается?! Почему моя оценка искаженная, а ваша оценка не искаженная?
Мнение о ситуации в стране есть у любого человека, продолжает Навальный: «Подойдите к любому алкашу в городе Коврове, он кратко и емко опишет ситуацию в стране».
— В каком акте написано, что капитан Синюхин прав, а осужденный Навальный не прав? — продолжает спрашивать Навальный.
— Администрация учреждения решила. Вот таким образом решение выглядит.
Теперь Навальный переходит к тому, что по версии комиссии он дискредитировал сотрудников ФСИН, говоря, что те могут совершать преступления. Он спрашивает, бывало ли такое, что сотрудников УФСИН по Владимирской области осуждали за преступления? Крылов подтвержает это.
Навальный просит также подтвердить, что начальнику областного управления вынесли выговор за то, что в ИК-3 избили до смерти заключенного. И Крылов, и представитель областного УФСИН Круглышев отказываются подтверждать этот факт:
— Это дискредитирует уголовно-исполнительную систему?
— Без комментариев.
— Я не корреспондент, а вы не рок-звезда, чтобы говорить: «Без коментариев»!
— Ваша честь, это не относится к иску.
Навальный продолжает допрос сотрудника ФСИН:
— Реймер — такая фамилия вам известна?
— Известна.
— Коршунов?
— Известна.
— Это бывшие руководитель ФСИН и заместитель, правильно?
— Правильно.
— Это руководители ФСИН, которые сидят за массовые хищения. То есть мои утверждения о том, что во Владимирской области убивают людей, и о чудовищной коррупции соответствуют действительности?
— Не готов ответить.
— У кого искаженные представления, у вас или у меня?
— Прошу снять вопрос.
Теперь Навальный просит объяснить, где он инициировал, планировал или организовывал преступления постами в инстаграме. Капитан Крылов снова просит снять вопрос, как не имеющий отношения к делу.
Политик протестует, так как его переписку цензурируют именно поэтому, но нельзя одновременно инициировать, планировать и организовывать преступления: «Это богохульство какое-то, я триедин». Он продолжает задавать вопросы Крылову:
— Предостережение от колонии — это секретный документ?
— Нет.
— Я могу его опубликовать?
— Нет, не можете.
— Может этот документ быть опубликован с моего желания?
— Может.
— Каким образом публикация предостережения указывает на планирование и организацию преступления?
Второй представитель колонии Круглышев что-то шепчет Круглову, который не может ответить на вопрос.
— Товарищ подполковник, либо не подсказывайте, либо сами отвечайте! — возмущается Навальный.
Спустя минуту капитан Крылов повторяет чеканную формулировку, что администрация колонии проверила и пост, и комментарии к нему, после чего «были сделаны соответствующие выводы».
— Вы можете зайти в инстаграм и написать комментарий Дженнифер Лопес?
— Алексей Анатольевич, снимается вопрос про Дженнифер Лопес, — встревает судья Никифоров.
— Любой человек может написать комментарий Дженнифер Лопес. Каким образом эти комментарии могут говорить о планировании?
— Администрацией учреждения сделаны выводы… — снова повторяет Круглов.
Навальный продолжает предметно разбирать пост в инстаграме о предостережении от колонии — публикация от 11 августа.
Адвокат Кобзев подчеркивает, что в листах из материалов дела такая мелкая выборочная печать, что невозможно соотнести комментарии и сами посты в контексте. Например, в посте, где политик просто описывает распорядок дня, комиссия увидела попытку подать информацию так, как будто «ущемляются права и свободы Навального».
Весь иск строится на восьми постах в инстаграме Навального, поэтому Кобзев просит отложить и это заседание, чтобы представители ФСИН нормально их распечатали.
Навальный дополнительно заявляет ходатайство, чтобы колония объясняла, каким образом она отличает документы, касающиеся правовой помощи от остальных (которые не проходят цензуру). Поскольку на комиссии в колонии ему сказали, что специально будут искать в переписке с адвокатами посты, он просит предъявить нормативный документ, где описывается такой контроль.
Судья Никифоров удовлетворяет ходатайство — колония обязана объяснить, как она проверяет адвокатские документы.
Объявляется перерыв до 28 декабря 15:30.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке