Суд над Навальным в колонии. День четвертый

Навального судят в переоборудованном актовом зале ИК-2 в Покрове, где Алексей Навальный отбывает срок по делу «Ив Роше» после того, как суд заменил ему условный срок на реальный.

Согласно обвинению, оппозиционер учредил Фонд борьбы с коррупцией, которым управляли Навальный, Роман Рубанов и Леонид Волков. Для обеспечения деятельности фонда они создали подконтрольные юрлица, в том числе «Штабы Навального». Как считает обвинение, эти организации «под предлогом борьбы с коррупцией осуществляли экстремистскую деятельность»: путем «обмана и злоупотребления доверием» собирали донаты на избирательную кампанию, но распоряжались ими «в личных целях и для деятельности» фонда.

Четверо человек признаны потерпевшими по делу: разнорабочий Александр Кошелев, который перевел Навальному в декабре 2020 года миллион рублей, два предпринимателя и Михаил Костенко. Как утверждает соратник Навального Иван Жданов, Костенко — зять юриста Сурена Зорояна, партнера Ильи Ремесло, активно и публично критикующего Навального.

Именно Илья Ремесло написал на Навального заявление в правоохранительные органы, после которого на оппозиционера завели дело об оскорблении ветерана Игната Артеменко. В суде Ремесло рассказал, что с 2015 года следит за проектами Навального и расследует деятельность «сомнительных персонажей в политической сфере». По мнению свидетеля, в отчетностях ФБК были противоречия — это, по его мнению, указывает на финансовые нарушения в деятельности фонда.

Отвечая на вопросы Навального, Ремесло сказал, что «не в курсе», есть ли у его делового партнера Зорояна жена и кем она приходится одному из потерпевших по делу Костенко. После суда Ремесло рассказал журналистам про публикации на основе данных анонимных источников «в банковской сфере», которые якобы подтверждают трату Навальным и Волковым денег со счетов на личные нужды.

Большинство вопросов Навального к свидетелю суд снял: например, почему четыре потерпевших перевели фонду деньги, а затем сразу же написали заявления — и Ремесло сразу же стал представлять интересы одного из них. Оппозиционер, комментируя показания Ремесло, подытожил, что его профессия «врать про [Навального] в интернете».

Пресс-секретарь Мосгорсуда Дмитрий Овешников перед началом заседания сказал журналистам, что в несколько московских судов сегодня утром поступило сообщение о минировании. По его словам, Дорогомиловский, Останкинский, Никулинский, Кунцевский, Коптевский, Солнцевский, Бабушкинский и Нагатинский суды сейчас эвакуируют.

Включили экран. Журналистка «Медиазоны» сообщает о проблемах со звуком.

Ходатайств у стороны обвинения перед началом заседания нет. Зато есть у защиты: адвокат Вадим Кобзев просит не назначать одно из следующих заседаний на 2 марта, так как у него в тот день рассмотрение апелляционной жалобы на решение Басманного суда. Кроме того, Навальный обратился в Петушинский районный суд с административным иском к покровской ИК-2 (о чем иск, не слышно). Он также будет рассматриваться 9 марта по видеосвязи. Стороны не против, ходатайства удовлетворены.

Далее Кобзев вновь пытается добиться права для адвокатов проносить в ИК-2 технику, в том числе диктофон. Он настаивает, что иначе это нарушает права Навального на защиту. Адвокат Михайлова поддерживает коллегу: она считает, что условия процесса позволяют записывать заседания на диктофон. Однако, по ее словам, адвокатам пригрозили, что не пустят на заседание, если те не сдадут технику.

Прокурор Надежда Тихонова отвечает, что защита имеет право на протокол судебного заседания, а вот как записи с суда они будут получать — решать суду. «Я вообще не возражаю, это обычно право защиты», — говорит она. По ее мнению, права подзащитного не нарушены и «он окружен адвокатской защитой с самого задержания и до сих пор».

Судья Маргарита Котова отвечает, что протоколы заседаний будут выданы защите «по мере готовности».

Слово просит Навальный. Он говорит о военной операции в Украине, которую объявил утром 24 февраля Владимир Путин.

— Рискуя навлечь на себя гнев гособвинителя и вас [к судье], — говорит он. — У меня нет никаких методов коммуникации с внешним миром, прошу отразить в протоколе мое обращение к суду и к миру: я против этой войны. Я считаю, эта война призвана отвлечь внимание от проблем России, приведет только к большему обеднению, это доказывает...

Его перебивает судья. Но Навальный продолжает:

— Ваша честь, вы можете отказать потом, но выслушать обязаны. Вам придется дослушать, что я считаю развязавших эту войну бандитами и ворами. Я начал политическую деятельность, чтобы бороться с этим воровским преступным режимом.

Котова спрашивает его, «в чем ходатайство».

— В том, чтобы вы внесли мое заявление в протокол, чтобы в решение Лефортовского суда было сказано, что это война должна быть прекращена, — настаивает оппозиционер. — Да, это немного за рамками этого дела. Экстраординарные обстоятельства требуют от нас экстраординарных решений.

Судья Котова как бы в воздух отвечает, что «Алексей Анатольевич прекрасно понимает» то, что она не может высказываться «ни по каким другим вопросам, кроме этого дела». Котова предупреждает подзащитного, чтобы тот «не злоупотреблял своим правом заявлять ходатайства».

— Я начал с того, что я просто прошу внести эти слова в протокол нашего суда, — говорит Навальный.

— Ладно, дальше.

Суд вызывает первого свидетеля обвинения, это преподавательница мужского монастыря из Московской области Людмила Лактюшина. За несколько минут до начала заседания пресс-секретарь суда говорил, что всего на сегодня запланировано трое свидетелей.

Лактюшина рассказывает, что «из сети Интернет» ей стало известно об оскорблении судьи Акимовой Алексеем Навальным. Слышала, что он сравнивал тот суд с «фашистской диктатурой или как-то так». Она считает, что «господин Навальный, будучи юристом и понимая последствия, сказал то, что сказал». Поэтому, по ее мнению, «это было оскорблением не одной судьи, а всей Российской Федерации».

Лактюшина также считает, что в суде Навальный оскорбил и других участников процесса. Ее больше всего зацепило упоминание «фашистской тематики».

— Судья делала замечания Навальному, а он говорил, что ему плевать, и на замечания не реагировал, — говорит свидетельница. — Но кроме сравнения с фашистской Германией были и другие оскорбления. Господин Навальный дискредитировал судебную систему перед огромным количеством СМИ.

Обновлено в 12.30: исправлена фамилия свидетельницы.

Лактюшина добавляет, что не была на суде по клевете, но смотрела трансляцию в одном из телеграм-каналов. Навальный спрашивает ее, что за канал. «Да во всех каналах это было, невозможно было не увидеть», — неохотно отвечает свидетельница.

Навальный пытается уточнить у преподавательницы, почему ее оскорбило то, что происходило в суде, на котором она даже не была. Свидетельница повторяет, что «Навальный, даже если хотел оскорбить конкретного человека, оскорбил государство в целом».

— Можно вот было без этого обойтись? — спрашивает оппозиционера она. — Вы такие слова говорили, я не могу до сих пор.

Навальный задает встречный вопрос:

— Если бы я тогда сказал, что этот суд похож на тюрьму, это было бы оскорбительно?

— Конечно, да, — успевает ответить свидетельница, прерываемая криком судьи Котовой о том, чтобы она не отвечала на этот вопрос.

Навальный ухмыляется: «Ага, суд, похожий на тюрьму — это оскорбление. А вот то, что вы сейчас в суде, а суд в тюрьме — это как?»

Судья снимает вопрос, свидетельница грустно кивает. «Я понимаю, к чему клонит Алексей Анатольевич», — отвечает она.

Адвокат Михайлова пытается выяснить, что именно свидетельница считает оскорблением. Прокурор вскакивает с криком, что свидетельница уже сказала, какие фразы она считает оскорбительными. Михайлова настаивает: она спрашивает не про конкретные слова, а про понимание свидетельницы, что есть оскорбление.

«Я еще раз скажу, что сравнение с фашистской Германией — это оскорбление суда, как государственного института, — медленно повторяет свидетельница. — А значит, оскорбление государства, в котором я живу».

Судья четвертый раз подряд спрашивает, запомнила ли свидетельница что-то, кроме этого сравнения, но та повторяет одно и то же. Свидетельница рассказывает, что ее работа — общаться с людьми, она со многими общается и «знает, как влияют на все процессы слова, которые говорит Навальный, и как бьют слова про фашизм по нашей стране».

Свидетельница добавляет, что она — участница общественного движения «Политика 2.0», участники которого «неоднократно вызывали Навального на дебаты».

— Так что я прекрасно знаю о вас, Алексей Анатольевич, а вы наслышаны о нашем движении, — с вызовом говорит она.

Адвокат Вадим Кобзев внезапно встает и громко спрашивает: «Людмила Альбертовна, кто отравил Александра Литвиненко?»

Судья кричит ему в ответ, что вопрос снят. Свидетельницу отпускают.

Выходит худощавый мужчина, это потерпевший Александр Кошелев, разнорабочий. По его словам, в декабре 2020 года он перевел ФБК миллион двадцать тысяч рублей, «потому что Навальный много где мелькал и правильно все говорил».

Навальный спрашивает его, как так вышло, что в телефонных базах Кошелев везде записан как «старший эвакуаторщик». Кошелев отвечает невнятно, его слова не разобрать.

Подсудимый пытается уточнить, сколько зарабатывал Кошелев в момент, когда решил перевести ФБК больше миллиона рублей. Кошелев отвечает, что «тысяч сорок». Навальный резонно уточняет, не слишком ли крупная была для него сумма — миллион рублей.

— Обычная, — задумывается потерпевший. — Ну нормальная, не космос, обычные деньги для России.

Навальный смеется: «У вас очень хорошее мнение о современной России. Вам известно, сколько в среднем получает человек в современной России?»

Судья снимает вопрос.

Навальный напоминает, что Кошелев написал на него заявление в правоохранительные органы на седьмой месяц после того, как перевел деньги в ФБК. Он спрашивает потерпевшего, что повлияло на его решение.

— А с чего вы взяли, что это было на седьмой месяц? — удивляется Кошелев.

Судья просит его отвечать по существу. Кошелев с минуту думает и отвечает, что «считал Навального патриотом, а потом увидел детей, которые пошли на митинг за Навального, а потом таблетки пили».

— Знаете, потерпевший Кошелев, вам самому надо таблетки пить, — говорит Навальный.

Судья делает Навальному замечание. Навальный тяжело вздыхает и пытается спокойно продолжить. Он спрашивает, почему Кошелев утверждает, что у него украли деньги: «Кто заставил вас пойти в Сберкассу и перевести такую крупную сумму? Или вы сами так преисполнились чувствами, что пошли и положили? Или, может, я вас просил?»

Потерпевший отвечает, что Навальный всегда просит, а если не просит, то «намекает, что неплохо бы дать денег».

Потерпевший вспомнил, что его дочь ходила на митинг за Навального и теперь пьет антидепрессанты. Подсудимый пытается уточнить какие-то детали о дочери потерпевшего и ее состоянии, но судья снимает все вопросы. «А вы вообще думали, сколько жизней вы загубили?» — кричит Кошелев.

Потерпевший объясняет, что накануне митинга была такая «агрессивная пропаганда», что на него пошли и дети — в том числе и его дочь. Детей на митингах задерживали, и им «теперь с этим жить». Навальный уточняет:

— Так разве я задержал вашу дочь? Может, это не я вас обманул, а те, кто задерживал вашу дочь так, что она потом таблетки пила?

Кошелев настаивает, что это именно Навальный обманул его семью. «К тому же ваши-то дети учатся за границей, разве нет?» — снова пытается задать вопрос потерпевший, но судья делает ему очередное замечание.

Навальный подчеркивает, что за свое выступление потерпевший несколько раз повторил, как отправлял деньги в ФБК, но в протоколе допроса зафиксировано, что деньги он перечислял на счет ФЗПГ. Прокурор Тихонова кричит, что Навальный не может ссылаться на документы, которые не были изучены в суде.

«Вы сейчас просто пытаетесь спасти ваших липовых потерпевших», — вставляет между криками прокурора Навальный.

В итоге судья сама задает вопрос: «Потерпевший, как вы можете объяснить разницу в показаниях? Сначала говорите об одной организации, а сейчас о другой».

— Да ладно вам, это же одно и то же, — отвечает Кошелев.

Потом он переводит взгляд на Навального и с вызовом обращается к нему: «Чего вы спрашиваете, если деньги в итоге на вашем счете оказались?»

Навальный закрывает лицо руками: «Знаете, я тут подумал, это мне пора пить антидепрессанты вместе с вашей дочкой».

Навальный спрашивает, как Кошелев отправил деньги по реквизитам организации, реквизиты которой никогда не выкладывались в публичное пространство. Потерпевший сначала снова настаивает, что просто направлял деньги в ФБК, а потом добавляет: «Да я просто не обращаю на такие мелочи внимание, ну».

Навальный продолжает:

— Вы Кошелев Александр Николаевич?
— Ну.
— Вы наркоман?

Судья возражает криком о неуважении к участникам процесса, но Навальный ее перекрикивает:

— Нет, я поясню. Я настаиваю, что Кошелев Александр Николаевич — полицейский агент. Настаиваю я на этом потому, что он привлекался по статье 228 и получил всего год условно.

Навальный добавляет, что это важно для характеристики личности Кошелева, чтобы оценить его показания.

Прокурор кричит: «Ваша честь, я требую исключить все вопросы, связанные с этими обстоятельствами. Навальный сам неоднократно судим, и что?»

Навальный и адвокаты смеются.

Навальный говорит, что просто пытается понять, почему в его деле такие странные потерпевшие: «Человек с мефедроном, сварщик с миллионом рублей, это что такое?»

Судья спрашивает, есть ли у Навального еще вопросы. У Навального есть только один вопрос: откуда реквизиты непубличного счета? Потерпевший отвечает, что перевел деньги по тем реквизитам, которые увидел [не уточняет, где]. Навальный уточняет, кто ему их показал — сотрудник ФСБ или МВД?

Кошелев также подал иск у оппозиционеру о компенсации моральных страданий в размере пяти миллионов рублей. Навальный также спрашивает потерпевшего, какие именно моральные страдания он ему нанес.

— Да потому что дети мои пострадали, я пострадал, которые доверились ему, — кричит потерпевший.

Навальный уточняет, сколько все же детей у Кошелева, «а то сначала была дочь, а теперь уже дети». Кошелев кричит про ролик, где было их совместное с ребенком изображение (не поясняется, что за видео). На этом моменте диалога Кошелев так сильно повышает голос, что судья Котова снимает вопрос.

Адвокат Кобзев предпринимает еще одну попытку: «Давайте попробуем еще раз спокойно. Вы можете объяснить, в чем моральный вред вам?».

Кошелев уже тише отвечает: «Ну так это что получается, я помогаю ФБК, а на эти деньги потом моего ребенка зовут на митинг и задерживают? А его дети потом на эти деньги учатся за границей».

Кобзев спрашивает, допускает ли Кошелев, что дети Навального учатся на какие-то другие деньги. Кошелев отвечает отрицательно.

Навальный спрашивает, знает ли Кошелев, сколько стоит обучение детей Навального за границей. Кошелев отвечает отрицательно. Также подсудимый спрашивает, где живет Кошелев и где живут его дети. Тот отвечает, что его дети переехали недавно в Москву, но это его личное дело.

— Почему вы считаете, что необходимость ваших детей пить антидепрессанты связана со мной? — не понимает Навальный.

Судья Котова снимает его вопрос. Как и второй его вопрос о том, есть ли у Кошелева квартира в Москве. Адвокат Ольга Михайлова возражает: вопрос про квартиру — важный, потому что необходимо понять размер ущерба, понять финансовое положение потерпевшего.

Кошелев поясняет, что в Москве квартиру снимает, но в собственности у него недвижимость тоже есть (где именно, произнес неотчетливо). Навальный спрашивает его, как же так получается, что человек не покупает квартиру в Москве, но миллион рублей для него — незначительная сумма. Но его вопрос судья снимает.

Навальный продолжает. Его интересует, есть ли у Кошелева доказательства, что его дочь была на митинге, где была задержана и именно из-за этого пьет антидепрессанты.

Судья возражает, что на этот вопрос потерпевший уже отвечал, но Навальный настаивает, что именно на этот — нет. Кошелев не может вспомнить обстоятельства задержания дочери и как именно он узнал об этом задержании.

Адвокат Кобзев вставляет: «Простите, я, возможно, пропустил, но мы говорим о задержании в каком месяце и в каком году?» Кошелев надолго замолкает.

Прокурор Тихонова в этот момент пытается ему подсказать шепотом, что речь идет «о последнем митинге в поддержку Навального». Кобзев возмущается: «Ну мы ему сейчас еще подсказывать будем?»

Но Кошелев даже после подсказки не может ответить на вопрос.

После череды наводящих вопросов Кошелев раздражается: «Ну понятно же, что речь о митинге, который организовал Алексей Навальный и его команда! Организовал, потому что он — предатель родины».

Навальный обращается к судье: «Ваша честь, мы видим, что в течение допроса потерпевший придерживался разных версий. То он написал заявление, потому что я похитил деньги, то — потому что я предатель родины. Объяснить, в чем хищение и в чем предательство, он не может».

Теперь обращаясь к Кошелеву: «Вот вы говорите, что моральный вред вам причинило то, что ваша дочь была задержана на митинге и была этим травмирована. Скажите, пожалуйста, что больше травмирует ребенка, задержание на митинге или то, что ее отец был задержан за мефедрон?»

Вопрос снят.

Ольга Михайлова уточняет у Кошелева обстоятельства написания самого заявления. Спрашивает, кто встретил его в следственном комитете, когда именно он туда пришел.

Кошелев отвечает, что встретил его следователь и повел в свой кабинет. В кабинете Кошелев спросил следователя, что ему делать, если он хочет вернуть свои деньги.

— То есть это следователь подсказал написать заявление? — уточняет Михайлова.

— Ну нет, зачем передергивать, — обижается Кошелев.

Навальный пытается пошагово восстановить события того дня, когда Кошелев написал заявление. Детали Кошелев вспомнить не может и, по его же словам, не хочет, и «вообще-то уже спешит».

— Ладно, Андрей Анатольевич... — вздыхает Кошелев, а судья поправляет, что Навальный не Андрей, а Алексей, и просит все же отвечать на вопросы.

Кошелев продолжает делать это с трудом. Он с явной неохотой отвечает, как ходил писать заявление в СК. В какой-то момент Навальный с жалостью спрашивает:

— Александр Николаевич, вы, может, хотите перечитать ваши показания, которые приобщены к делу?

Судья встревает: «Обращаю ваше внимание на то, что письменные доказательства еще не изучались судом и ссылаться на них нельзя».

Кошелев отвечает на вопрос прокурора, сколько он зарабатывает сейчас. Он говорит, что прикинуть сложно: от 300 до 500 тысяч рублей. «Но вообще, если я вышел из дома — это уже минимум 10 тысяч», — на этих словах потерпевшего Навальный смеется.

Прокурор спрашивает, сколько у Кошелева человек на иждивении. «Это что значит?» — растерялся Кошелев, но после пояснений сути вопроса ответил, что у него трое детей. В завершение темы про заработок Кошелев говорит, что зарабатывает примерно полтора миллиона в год.

— Как это? — встревает Навальный — Вы же сказали государственному обвинителю, что в месяц зарабатываете по 300 тысяч. Как в год полтора миллиона получается?

Кошелев поясняет, что у него просто разные отношения с разными людьми [по работе]. «И с мефедроном?» — уточняет Навальный, а судья снимает вопрос.

Навальный спрашивает, может ли Кошелев как-то подтвердить сумму своего дохода, но Кошелев не может. Судья просит Навального не повторять одни и те же вопросы по несколько раз.

Навальный пробует зайти с другой стороны и спрашивает, сколько в среднем Кошелев зарабатывает в год. Кошелев отвечает, что месяц на месяц не приходится, поэтому сказать сложно. «Ладно, сколько вы примерно заработали за последние три года?» — не сдается Навальный. Кошелев отвечает, что миллиона 3-4.

После долгих расспросов удается выяснить, что Кошелев содержит троих детей, две семьи (две — потому что был разведен), тратит на бытовые нужды около 50 тысяч в месяц. Навальный спрашивает, как человек с таким заработком и такими тратами, так легко расстался с миллионом рублей, которые перевел на счет ФЗПГ. До того, как вопрос снимут, Кошелев успевает уточнить, что хранил тот самый миллион не в банке, а у себя дома.

Навальный и адвокаты просят огласить письменные показания потерпевшего, потому что в его показаниях в зале суда очень много противоречий. Прокурор поддерживает со словами: «Очень прошу в полном объеме огласить показания, чтобы потом этих передергиваний не было». Судья начинает зачитывать показания Кошелева, данные на следствии.

В этом моменте Навальный перебивает судью и говорит, что сам хотел бы зачитать нужную часть показаний Кошелева. Он так и делает: оказывается, в СК Кошелев также говорил, что зарабатывает 300-500 тысяч рублей в месяц, а миллион Навальному перечислил, потому что «впечатлился его красивыми лозунгами».

При этом в письменных показаниях Кошелева есть все точные даты, которые он не вспомнил в зале суда: когда увидел ролик Навального, когда сделал перевод и когда решил, что Навальный «все же действует против интересов России».

Дочитав показания Кошелева, Навальный обращается к нему:

— Вы больше двух часов драматически рассказывали историю вашей дочери, которая тайно от вас пошла на митинг, а потом все же призналась вам [в этом]. Но следователю вы рассказали совсем другую историю: про вашу дочь девяти лет, которая показала вам мой ролик и сказала, что она с одноклассниками хотела бы пойти на митинг. Так ходила ли ваша дочь девяти лет на митинг?

— Не дочь, а сын, — поправляет Кошелев.

— Просто... что? — не выдерживает Навальный.

Кошелев пытается объяснить, что девять лет его сыну, а дочери — четырнадцать. Навальный зачитывает показания Кошелева следователю, в которых тот говорит про девятилетнюю дочь.

— Ну просто поясните нам сейчас, как правильно, — пытается помочь Кошелеву судья, но он снова запутался и не смог пояснить, откуда такая разница в показаниях.

— Еще вопрос! Cледователю вы сказали, что у вас двое детей. А нам — что трое. Когда вы врете, тогда или сейчас? — продолжает Навальный.

— Это юридически значимо? Это, может, для свидетеля значимо, а юридически нет? — кричит прокурор Тихонова и добавляет, что свидетель имеет право не давать показания о себе. Михайлова возражает, что Кошелев вообще-то потерпевший.

Судья подытоживает обсуждение словами, что на этой стадии происходит исключительно допрос потерпевшего, а не оцениваются его показания. Михайлова просит обозреть паспорт Кошелева, чтобы удостовериться, что в суде и правда Кошелев Александр Николаевич, а не другой человек, который путается в количестве детей и их возрасте.

Для этого Кошелев снимает маску.

Противоречия в своих словах Кошелев пытается объяснить «технической ошибкой» в показаниях.

— Знаете, я мог бы поверить в техническую ошибку, если бы вы сказали, что у вас дочь девяти лет, а следователь случайно записал «сын». Но то, что ваш на самом деле семилетний сын превратился в девятилетнюю дочь, технической ошибкой объяснить нельзя, — удивляется Навальный.

Кошелев поясняет, что просто «перепутал ситуации с сыном и дочерью», а Навальный обращается к судье:

— Ваша честь, извините, но это важно. Начинали мы с того, что из-за меня морально страдал один ребенок Кошелева, теперь уже двое — сын и дочь.

Он продолжает про противоречия в противопоказаниях Кошелева: как можно зарабатывать 300 тысяч рублей в месяц, но при этом полтора миллиона рублей в год? При этом в письменных показаниях такое же противоречие. И как сумма почти равная годовому заработку может быть настолько незначительной для Кошелева, что он так просто с ней расстался — недоумевает подсудимый.

— Ну вы полчаса его уже об этом допрашивали, вам просто поговорить хочется или это правда так важно? — непробиваемо парирует судья.

Встревает адвокат Михайлова и говорит, что именно поэтому хочет вести аудиозапись заседания:

— Вот нам вы не даете повторно задавать вопросы, но при этом сами, когда он дает очевидно лживые показания, снова и снова спрашиваете, пока он не даст другой ответ! — указывает защитница.

Навальный задает вопрос про другое противоречие, которое повторяется и в письменных показаниях. Так, следователю Кошелев сказал, что перевел деньги ФЗПГ, а в суде говорит про ФБК. Кошелев трет глаза и устало отвечает, что для него это одно и тоже: «Я пришел, написал заявление, остальное меня не касается».

Судья просит Навального не задавать одни и те же вопросы: «Ну потерпевший же пояснил, что переводил деньги по реквизитам из видеоролика». Навальный не унимается:

— Можно тогда спросить его, как так вышло, что реквизиты он видел одного счета, а пришли деньги на другой?

Кошелев закрывает лицо руками: «Вот то, что вы тут намекаете, один счет, другой счет, я вообще в шоке от всего, что вы говорите».

Адвокат Михайлова просит Кошелева уточнить, когда именно он почувствовал себя обманутым. Она пытается выяснить у потерпевшего, может ли быть такое, что Кошелев специально перевел сумму больше миллиона, чтобы Навальному грозило не пять лет, а 15? И знает ли Кошелев, что такое «особо крупный размер»? Если нет, как он может объяснить именно сумму в миллион 20 тысяч? Кошелев говорит, что «отправил ту сумму, которую нашел дома».

Кошелев также уточняет, что оценивает свой моральный ущерб не в пять, а в четыре миллиона рублей. Один миллион он просто требует вернуть ему как ту сумму, которую он переслал оппозиционерам.

Далее показания Кошелева перечитал вслух Кобзев — часть о том, какую работу выполнял потерпевший с 2017 по 2021 год, а затем снова о том, сколько он зарабатывал в месяц и в год.

Письменные показания Кошелева заканчиваются на словах: «Навальный и его команда воспользовались моими патриотическими чувствами и похитили у меня миллион рублей двадцать тысяч. Никаких денег я им не переводил».

— Вы правда сказали такие слова? — спрашивает Михайлова.

Кошелев подтверждает. Михайлова спрашивает, записывал ли он на какие-то носители свои показания.

— Нет, ну а зачем? — не понимает он.
— Кошелев, я вас очень прошу, мы уже движемся к окончанию! — прерывает его судья почти стоном.
— Нет, ну а что я?..
— Просто. Ответьте. Да или нет.
— Да.

В завершение Кошелев просит Навального в гражданском порядке возместить ему пять миллионов рублей. Из них четыре миллиона — моральный ущерб, а миллион — материальный ущерб. «Я бы просто хотел, чтобы этот человек ответил за то, что сделал, по закону Российской Федерации», — на этих словах Кошелева отпускают.

Объявили перерыв в заседании до 15 часов.

В перерыве адвокат Ольга Михайлова в разговоре с журналисткой «Медиазоны» уточнила, что в материалах дела говорится, что Кошелев перевел деньги на счет ФЗПГ 28 декабря 2020 года, а заявление на Навального написал все же в июле 2021 года. В тот же день его допросили в качестве свидетеля.

Судебное заседание продолжается после затянувшегося перерыва. Входит свидетель Андрей Мищенков, начальник отдела судебной практики ООО «Атлас». Он рассказывает, что когда-то работал в проекте «Роспил».

Мищенков говорит, что сначала «Роспил» был «предназначен для плотного взаимодействия с органами государственной власти путем написания обращений», но в 2015 году обращения «сильно потеряли в эффективности и более эффективной стала журналистская работа». Мищенков рассказывает, что ушел из проекта, потому что не хотел менять специализацию, так как он юрист, а не журналист.

После «Роспила» свидетель стал работать в ФБК. Говорит, что его начальником «вроде как», был Алексей Навальный, но вообще в ФБК вертикальной власти не было. Поэтому Алексей был, скорее, идейным вдохновителем проекта.

Прокурор спрашивает про Романа Рубанова — Рубанов был директором.

— Это я сейчас понимаю, — говорит Мищенков. — А когда был допрошен, не знал сути обвинений, и я многого следователю не пояснил, хотел бы сейчас. Судя по тому, что я понял по опубликованному обвинительному заключению, ФБК занимался тем, чем и собирался заниматься. Пока был «Роспил», он даже выигрывал заседания по некоторым жалобам.

Навальный уточняет, в какие годы работал Мищенков. Тот отвечает, что с 2011 по 2015. Навальный спрашивает, было ли у Мищенкова ощущение, что он работает в преступной организации. «Конечно нет», — отвечает Мищенков. Он добавляет, что деятельность была полностью легальной, использовались исключительно гражданско-правовые механизмы. Проект «Роспил» вообще ставил перед собой цель взаимодействовать с государственной властью: юристы проекта готовили жалобы, заявления, обращения в антимонопольную службу.

— Кто-то обвинял вас в экстремистской деятельности, пока вы работали в проекте?

— Официально нет. А так в публикациях разных иногда такие слова проскакивали. Но наша деятельность была с юридической точки зрения полностью легальна. Я был поражен, когда узнал о деле об экстремизме.

Подсудимый спрашивает, считает ли свидетель, что Навальный создал все свои проекты, в том числе «Роспил», для хищения пожертвований. На что Мищенков отвечает, что никогда и мысли такой не было, но даже если предположить, он бы никогда не подумал, что Навальный «может мыслить так кондово», чтобы у всех его проектов была одна цель.

Адвокат Вадим Кобзев спрашивает, видел ли Мищенков, как уже выступавший в суде свидетель Илья Ремесло «бегает» за Алексеем Навальным по соцсетям. Свидетель говорит, что видел и ему было очень неприятно это наблюдать. «Как думаете, почему Ремесло это делал?» — спрашивает Навальный.

— Это надо было спрашивать у Ремесло! — вскакивает прокурор и требует снять все вопросы про Ремесло, потому что свидетель не может на них отвечать, а любые его ответы по этой теме будут домыслами.

— Я хочу спросить у свидетеля, который показал, что видел посты Ремесло, правду ли Ремесло писал про проект «Роспил», над которым работал свидетель, — поясняет Навальный.

Мищенков сразу же говорит, что Ремесло про «Роспил» врал. Ни судья, ни прокурор не успевают его остановить.

— Вот потому и допрашиваем свидетелей отдельно, чтобы они не комментировали показания друг друга! — снова кричит прокурор.

— Ну, тут ответ уже дан, но вообще не надо спрашивать про Ремесло, про то, что свидетель видел в интернете, — пытается разрулить конфликт судья.

— Погодите, но тот же самый Ремесло половину показаний строил на том, что он что-то там где-то там видел в интернете, и его показания такие суд принимал, почему сейчас такие вопросы нельзя задать? — раздражается Навальный.

Судья в таких формулировках вопросы снимает. «Ладно, попробую переформулировать», — вздыхает Навальный и спрашивает, почему различные активисты и провластные блогеры «неоднократно публиковали ложь» про его проекты. Свидетель растерялся и, подумав немного, ответил: «Наверное, потому что нельзя всем нравиться».

Прокурор спрашивает у Мищенкова, когда он перестал работать в проекте Навального. Тот отвечает, что с 2015 года, но конкретный месяц не помнит — «возможно, февраль». После этого о проектах Навального узнавал только по СМИ и соцсетям. Сам продолжал работать юристом.

Навального Мищенков характеризует, как умного и приветливого человека.

— Вы ему какую характеристику даете, я не поняла? — хмурится прокурор.

Мищенков отвечает, что, наверное, нейтральную; потом смотрит на Навального: «Хотя, если так посмотреть, то положительную».

Свидетель и подсудимый друг другу улыбаются. Навальный хочет задать Мищенкову последний вопрос: знаком ли ему по работе один из свидетелей обвинения Виталий Серуканов. Мищенков отвечает, что видел Серуканова и в жизни, и в соцсетях, но они не общались.

Свидетель свободен. Прокурор начинает зачитывать письменные доказательства и говорит, что хотела бы закончить представлять позицию обвинения сегодня. Перечисляет категории трат Алексея Навального и его соратника Леонида Волкова.

Прокурор читает выписки по счетам: так, по данным прокуратуры, со счетов Юлии Навальной потрачено 27 миллионов рублей.

Далее — выписки по восьми счетам ФБК. За четырехлетний период потрачено более 114 миллионов 334 тысячи рублей, добавляет гособвинитель.

Все перечисленные в суде цифры — из заключения эксперта. Адвокат Михайлова, слушая прокурора, ухватилась за формулировку самого эксперта о том, что диск, на который записаны таблицы — «неотъемлемая часть экспертизы, а не приложение к ней». Значит, полагает защитница, этот диск надо изучить в суде тоже.

Михайлова обращает внимание, что страницы, где содержатся выводы эксперта, не распечатаны. Но прокурор настаивает, что все необходимое для обозрения в суде, на листах есть.

Также Михайлова обращает внимание, что подписку о неразглашении эксперты дали весной 2020 года, а сама экспертиза, судя по официальным датам, была проведена спустя год, в 2021-м.

Пока прокурор занудно читала, сколько денег приходило на счета Навального и его соратников от физических и юридических лиц, Навальный и его адвокаты сидели почти в одинаковых скучающих позах, подперев лица руками. В отчетах снова упоминалась Юлия Навальная, затем гособвинитель перешла на выписки со счетов Дарьи Навальной, дочери оппозиционера.

На слух не за что ухватиться: корреспондент «Медиазоны» передает, что прокурор перечисляла буквально какие-то бытовые рабочие расходы. В какой-то момент Навальный перебил гособвинителя:

— Пользуясь тем, что я не могу дать показания в другой стадии процесса. Хочу воскликнуть риторический вопрос (в этом месте, как назло, трансляция прерывается). Ваша честь, если есть человек, у которого вся бухгалтерия сходится, то это я!

Навальный указывает суду, что «благодаря» этим отчетам общественности теперь известно имя матери его клиента, которого оппозиционер представлял в ЕСПЧ. Также прокурор теперь в курсе, что Дарья Навальная получает от Юлии Навальной 30 тысяч рублей в месяц.

— Но главное, что о всех своих доходах и тратах я публично и регулярно отчитывался! Каждая моя копейка известна и прозрачна. Теперь всей стране — известно даже, куда я хожу гулять! Почему я продолжаю оправдываться от обвинений человека, судимого за наркотики, который не может сказать, куда отправлял деньги и сколько у него детей?

Судья Котова просит Навального не комментировать других участников процесса:

— Алексей Анатольевич, я же вежливо прошу, вы можете комментировать по существу? — говорит она.

— Знаете, я каждый раз оказываюсь в [российском]суде, где привожу свои аргументы, меня просят привести их позже, это «позже» не наступает, зато Европейский суд потом признает все мои доводы разумными и принимает их.

Судья все равно просит подсудимого оставить выступление на потом и объявляет об окончании заседания.

Суд продолжится 25 февраля в 10 утра.